– Златка? – Гутман приподнялся с тюфяка, расстеленного на полу.
– Где мама? – прохрипела я.
– Не нужно плакать! – И растянул губы в натужной улыбке, обнажая младенческие беззубые дёсны.
Из его глаз текли медленные стариковские слёзы:
– Знаешь, где сейчас твоя мама? У престола Всевышнего. Её душа молится и кричит: «ТЫ должен спасти мою кровь». – Он пронзительно посмотрел мне в глаза. – Можешь поверить, твоя мама добьётся своего. А сейчас беги к юденрату. Их ещё не увезли.
Тела уже были сложены в штабеля. Их успел присыпать мелкий лёгкий снежок. Мама лежала с краю. Я узнала её по юбке. Правая рука, неловко вывернутая назад, свешивалась вниз, точно подавая мне знак.
– Мама! – кинулась я к ней.
Но полицай толкнул меня в грудь, и я упала на колени.
– Ты совсем спятила, – внезапно услышала мамин низкий голос. – Уходи отсюда! Уходи! Этот зверь сейчас убьёт тебя!
На нашем топчане стало просторней. На нем осталось лишь двое – я и мой мальчик Эля.
Эля беззвучно копошился в тряпье, а я латала драный мешок из дерюги, который пах клеем и кожей. На боку его зияла дыра.
– Было у матери десять мальчишек, – чуть слышно пела я, – Бже мой, Б-же мой, десять мальчишек.
– Что ты поёшь ребёнку? – Старик Гутман вдруг вскочил со своего тюфяка и сверкнул глазами. – Хватит этого еврейского плача!
Наш мальчик должен ничего не бояться. Хватит! – грозно повторил он и сжал кулаки.
Его пальто распахнулось, открыв короткую грязную рубаху и впалый живот, поросший седым волосом. Я угрюмо подумала: «Что нужно от меня этому несчастному старику? Я тоже хотела ничего не бояться. Но разве не мои ноги выплясывали перед Головняком?
Разве не я каждый день протискиваюсь в середину колонны, чтобы меня не огрели прикладом? И разве не мои локти и колени елозили перед юденратом?»
– Идите и прилягте, Борух, – сухо оборвала его.
Он виновато посмотрел на меня, сник и поплёлся в свой угол тяжёлой стариковской походкой.
После того как мамы не стало, каждое утро, чуть свет, Гутман начал куда-то исчезать. Мы виделись только по вечерам. Он приходил продрогший и усталый. Открывал крышку подпола, где я целыми днями отсиживалась с ребенком, и помогал мне оттуда выбраться.
– Смотри, что заработал сегодня. – И выгружал из карманов маленькие луковки, подгнившие картофелины, жухлые капустные листья. – Думаешь, если старик, значит, уже всё? Нет! Свою семью еще могу прокормить.
Гутман хорохорился, вышагивая из угла в угол, пока я готовила похлёбку. Случалось, украдкой робко касался мальчика.
