Смерть Макса принесла мне некоторое облегчение. Да, я не переживал, а наслаждался состоянием причастности, таким хрупким и скользящим. Я дотронулся до его смерти лишь краем пальца, по касательной траектории. Это было слишком незаметно для остальных, скрыто, интимно.
Лиля спала в постели, как и прежде. Я вошел в комнату и, не раздумывая, коснулся губами ее плеча. Она стала ворочаться. Сквозь маску сна на ее лице проступила улыбка.
Несколько дней подряд мои страхи безжалостно терзали меня. После поездки по ночному городу в компании самого себя, а если быть точнее, самозванца, который беспардонно украл мою личность, я стал опасаться всех, кто меня окружал. Толпа незнакомых людей казалась западней, а во взглядах своих собеседников я видел лишь коварство. Я оглядывался назад, но, к слову, видел лишь пустые коридоры и безликие улицы. Никто не преследовал меня, но дух подозрительности шептал мне на ухо, снова и снова. Я боялся потерять самого себя.
Всего за пару дней до инцидента я долго и внимательно смотрел на Макса. Он, как и прежде, сидел на кухне и пил кофе; я же стоял в дверях, вдыхая и выдыхая воздух как можно тише. Я разглядывал каждую морщинку, каждый изгиб его лица, подмечая при этом все новые и новые признаки нашего с ним сходства. Пальцы моих рук немели от странного возбуждения. Именно в тот момент я понял, что действительно хочу его смерти.
Макс и подумать не мог, что я нахожусь где-то поблизости. Я был подобен привидению, поселившемуся в стенах своего собственного дома, пристанища когда-то живого тела. Я терял оболочку, уходил из пределов материального состояния. Закидывая в рот таблетки, я надеялся, что снова почувствую твердую почву под ногами. Но тому не суждено было случиться. Ветер нес меня вперед, туда, где смерть имела совершенно иные формы.
Я все чаще и чаще стал вспоминать Ивана Капустина и его игры со смертью. Он научил меня быть практиком своей жизни, видеть ту линию, которая пересекает жизнь каждого из нас. Иван Капустин сделал свой выбор. Он выбрал смерть. Я же захотел пойти намного дальше. Я захотел стать реальным, и для этого я был готов избавиться от каждого, кто мог встать на моем пути. Первым из них был Макс.
Следующим стал Артем. И если к Максу я испытывал почти невесомое, но все же имевшее место быть чувство зависти, граничащее с желанием быть раздавленным неопровержимыми фактами своего отсутствия в этом мире, то к Артему — топорную ненависть. Я не мог позволить, чтобы кто-то подобный ему завладел моей личностью.
