Если дни свои проводишь в борозде, в хлеву да на лугу и оттуда впервые пришел в оперу, от переживаний холод пробирает по спине.
На соседнем стуле сидело божественное создание. Валтеру показалось, что они всю жизнь ходили в этот дом, смотрели вдвоем на великолепие сцены, слушали, как взмывает и потом рассыпается на мелкие брызги музыка. В антракте он не осмелился выйти в фойе. Сидел на стуле и смотрел через плечо, как мимо ложи бесшумно плывет публика. Вошло создание.
— Вы все еще во власти музыки?
Деревенский житель и рта не раскрыл. Только согласно кивнул.
Подняли его аплодисменты. И божественное создание.
Повернулась, заглянула в глаза и, словно только что заметив его, удивилась:
— Я всегда хожу на премьеры. Тогда чувствуешь подлинное волнение. И сижу на пятом месте. Раньше я что-то не замечала вас.
Создание вышло и оглянулось:
— До следующей премьеры.
В следующий раз Валтер открыл двери оперы после войны. Просмотрел три премьеры. И все на левой половине, в четвертой ложе партера, на шестом месте. Но божественное создание на пятое место не пришло.
Валтер женился и в оперу больше не ездил. Целых пять лет. Но потом его снова потянуло к четвертой ложе. Покупал он не один билет, а два. Пятое место всегда оставалось пустым.
Много раз хотел Валтер рассказать жене о «Банюте», пригласить в Ригу. Однажды даже предложил:
— Может, сходим в оперу?
Жена посмотрела на него как на лунатика:
— Сдурел, что ли?
Валтер подумал: и вправду сдурел. Разве у нормального человека звучали бы в голове голоса:
«Останься, молю я! Ты моя звезда светозарная! Ты мое счастье волшебное».
Оттого нет-нет да и повторял:
— На каждого к старости молодая удаль находит. Дурак, ей-богу.
И находила эта удаль на него как раз в ту пору, когда телячье сено сушилось в зародах, а большой сенокос еще не начался.
Музыкальные критики уверяют, что дуэт Банюты и Вижута — лирическая кульминация оперы. Что ей присуща широкая плавная мелодичность и огромная эмоциональная сила.
Разговоры о дяде Валтере до сих пор не смолкают. Высказываются самые невероятные предположения. Ох, если бы кумушки знали, что покойник всю жизнь прятал от жены «Банюту». Если бы смекнули, что старый телятник на конференции, устроенной популярным журналом, отказался говорить потому… Да, почему? От него хотели услышать про гармонично прожитую жизнь. Но разве мог он рассказывать о ней, если в голове сама ни с того ни сего звучала мелодия:
«Останься, молю я! Ты моя звезда светозарная, ты мое счастье волшебное».
