Вот уже несколько месяцев, как дела мои день ото дня шли всё хуже и хуже.
Да нет, не подумайте, будто я скучал — совсем напротив! У меня даже было такое чувство, будто я наслаждаюсь жизнью немного сверх меры. А так ведь долго продолжаться не может!
Должно быть, я переживал тогда период, который принято называть скверным, ведь в общем и целом я чувствовал себя совершенно счастливым. А окружающие всегда будут рассматривать ощущение счастья как нечто весьма тревожное и не вполне нормальное. Что мне мешало, немножко — а порой даже слишком — отравляя удовольствие, так это ощущение, что чем больше я привлекаю симпатии людей, с которыми едва знаком, тем больше неприятен становлюсь тем, кого знал с давних пор.
Не стану отрицать, что я взрослел в среде с фривольными манерами, где быстро приобретают лёгкость, непринуждённость и некий эллиптический словарь, выводящие из себя тех, кто уже не в том возрасте или не располагает досугом, чтобы принять участие в ваших забавах.
Я вовсе не собираюсь защищать здесь этот мир кутил. Однако коль уж у него есть свои законы, свои привычки, своя мода и свои нравы — пусть дурные нравы — а также свой особый язык, склонен думать, что лучше уж познать и вкусить их в юном возрасте, чем всю жизнь отрицать их существование. Это школа, как и любая другая. Я имею в виду, школа убожества и скорби.
И это действительно мир — особый мир, — который не лишён ни души, ни ума. И хотите верьте, хотите нет, но это мир довольно закрытый. Туда не войти всякому, кому захочется. Это немного напоминает некий круг, порочный круг, в который трудно войти, но и вырваться ничуть не легче.
А поскольку, с другой стороны, я совершенно уверен, что единожды вырвавшись из этого круга, туда уже никогда не возвращаются вновь, то не лучше ли побывать там, когда вам двадцать, — чем всю жизнь подвергаться риску запоздалого любопытства или раскаяния?
Я хорошо представляю себе сына, который говорит отцу:
— Если ты был лишён этого, папа, возможно, тебе немного не хватает опыта на этот счёт. А если он у тебя был, то почему ты хочешь лишить его меня?
И что касается меня, стоит мне об этом подумать, я испытываю радость, что благоразумно отгулял и откутил в восемнадцать.
Итак, начиная с осени того самого года, сразу резкие перемены.
Прощайте, удовольствия — теперь меня ждали новые радости, и неприятности тоже!
В октябре посещаю с отцом музеи Голландии. Первое откровение.
Провожу ноябрь месяц у Эжена Демольдера — вместе с Альфредом Жарри. Ещё одно откровение!
