Сейчас же ты просишь меня порекомендовать тебе пять-шесть сценок Так вот, разучивай всё, что понравится, главное, чтобы это казалось тебе забавным. Мужчины, женщины, принцы, принцессы, господа, хозяйки, лакеи... Короче, всё, что захочется. Главное не в том, чтобы знать свою роль. Её всегда можно выучить. Самое важное, овладеть всеми выражениями лица и чувств. Увидишь, как это просто!
Нежно обнимаю тебя, малыш,
Л.Г.»
Он не слишком-то обнадёживал, его ответ.
«Об этом надо поговорить», — писал он. И в этом было не столько обещание поговорить, сколько желание не возвращаться к этой теме. Он откладывал решение на потом. И это письмо дало мне немало пищи для размышлений.
Мне не сразу удалось осознать, насколько мудрым оно было, но я не преминул отдать себе отчёт, сколько трудностей встанет на моём пути, случись отцу не поддержать моё намеренье.
Тайком заниматься делом, отличным от отцовского — уже не шутка, но втайне посвятить себя ремеслу отца — это может оказаться и вовсе невозможно.
Мне стало страшно.
Ведь если решил играть на сцене, тут уж не спрячешься. Можно взять себе псевдоним, но ведь лица-то не утаить — разве что всю жизнь с накладной бородой играть!
Можно писать или рисовать, и никто так никогда не узнает, кто автор. Этим можно заниматься и дома. Совсем другое дело играть на сцене. Ведь у себя на дому пьесу не сыграешь. Если вздумалось стать актёром, тут уж не избежать соучастия режиссёра, автора, кучи товарищей по искусству — и уж конечно, зрителей!
И вот тут-то, видит Бог, я и принялся рисовать.
Вправе ли мы говорить о том молодом человеке, каким были много лет назад, особенно когда молодость уже давно позади; по-моему, имеем полное право, разве нет?
Так вот, в молодости у меня был явный талант к рисованию и чувство карикатуры. Хотя, само собой, я не утруждал себя работой. Рисовал чересчур быстро, слишком уж мне не терпелось, едва начавши, как можно поскорей закончить начатый рисунок. И это стремление было столь сильным, что, в сущности, я так ничего и не доводил до конца. Всякий раз, когда мне надоедало, я подписывал рисунок — а поскольку под ним уже стояла моя подпись, полагал, что он закончен.
Впрочем, от этой странности мне так до конца и не удалось избавиться, и помнится, мне случалось второпях, на скорую руку, за пару минут дописывать финалы своих пьес, только бы прочесть их тому, с кем договорился в тот день пообедать!
Однако если я тогда и рисовал, то исключительно для собственного удовольствия, без всяких планов на будущее — но главное, конечно, чтобы меня перестали спрашивать, чем я собираюсь заняться в будущем.
