«Мемуары шулера» и другое | страница 70
Вот уже несколько месяцев, как она видела всё хуже и хуже. Она обращалась ко всем докторам, ко всем окулистам Парижа. Но всё было напрасно. Зрение слабело день ото дня. Она неотвратимо слепла.
Весь театральный мир был глубоко опечален этим известием.
Однажды она вошла в кабинет своего директора, Поля Мюссе.
— Патрон, больше нет никакой надежды.
— С чего это ты говоришь мне такие вещи?
— Потому что нынче утром я была у нового окулиста, и он не стал ломать со мной комедию, которую вот уже полгода играли со мной другие... в общем, ещё до летних каникул всё будет кончено навсегда.
— Ах ты лгунья ты этакая! — возразил на это Мюссе. — Ты лжёшь или, вернее сказать, пытаешься проповедовать неправду, надеясь познать истину. Так вот, моя маленькая Алиса, те, кто тебя лечит, как раз нуждаются в твоём доверии, и если ты хочешь исцелиться, надо, чтобы отныне...
— Да нет же, мой бедный патрон, клянусь, он мне сказал, что...
— Что ж, стало быть, ты ошибаешься. Ты была нынче утром у своего нового окулиста?
— Да, была.
— Так вот, а я только что от него! Мы с ним долго говорили о тебе. Он объяснил мне, что с тобой...
Он и вправду встречался с этим доктором, и тот — увы! — не оставил никакой надежды: её болезнь неизлечима, и через несколько недель она окончательно ослепнет.
— Ты поправишься, клянусь.
— Да нет, это безнадёжно.
— Конечно, поправишься! Не веришь? Сейчас увидишь. Твой ангажемент уже кончается?
— Да, на исходе.
— Так вот, я ангажирую тебя ещё на три года... Поняла? Надеюсь, теперь успокоилась? Что ж, а теперь давай подпишем.
Вскоре она перестала играть. Полгода спустя она уже и дня от ночи отличить не могла. Режан организовала в театре «Водевиль» представление в её пользу, какого никогда ещё не видели прежде: Сара Бернар, Бартэ, Эмма Кальве, Роза Карон, Жанна Гранье, Режан, Иветта Жибер и Селина Шомон, Люсьен Гитри, Муне-Сюлли, оба брата Коклен, Вормс, Барон, Морис де Фероди, Югне, Брассер, Нобле, Полен, Люсьен Фюжэр...
И выручка перевалила за сто тысяч франков, что по нынешним временам представляет собой сумму, которую, думается, и вообразить-то себе трудновато.
Вплоть до последних дней жизни квартиру ей оплачивали — почему не назвать их поименно?! — Андре Мегар, Ева Лавальер, Марсель Лендер и — Режан. Причём эти дамы умудрились найти способ куда деликатней, куда трогательней, чем просто передавать ей эти деньги анонимно. Они прилагали к этой сумме записку, которую кто-то прочитывал Алисе Лавинь, и подписывали её именем мужчины, который всегда занимал её мысли, но который давным-давно и думать о ней забыл.