Тут я кое-что вспомнил, связал вместе некоторые нити её рассказа (который я вам передаю в достаточно усовершенствованном виде), и меня осенили:
— Постой, мама, что же это, наша урна для костей?..
— Да, Лёва, это Чаша Святого Грааля. Лет триста назад твой папа подобрал её в лесу, приняв за чашечку для бритья, и с тех пор она висит над нами, как дамоклов мяч — беда с этими мифологическими сравнениями, никогда не знаешь точно, что они означают. Это всё равно как сизифов труп — зловеще, но красиво. Или бездонная вагина, которую должны постоянно наполнять Данаиды — но эту историю тебе ещё рано слушать. Что только мы ни делали с колдовским сосудом: и в речке топили, и в покер соседям проигрывали, и в Россию под видом гуманитарной помощи направляли — ничто его не берёт. Проходит несколько дней — и он снова на прежнем месте, и такая от него по всему дому благодать — не продыхнуть. Нетопыри — и те сбежали. А сколько раз из-за него проезжие паладины наш дворец громили — и не сосчитать. Ворвётся, бывало, всех зомбей до дрожи запугает, посуду перебьёт, старенького дедушку мечом ткнёт — и к Чаше. Потянется к ней ручонками шаловливыми, глаза горят, зубы щёлкают — аж пломбы по полу горохом… Тут, естественно, молния, гром, куст какой-нибудь неопалимый и голос из облаков: я тебе, дескать, задам! А он уж, болезный, на коленях, последние волосья с плеши рвет и голосит: ах, я недостойный рыцарь, искусам поддавался, соблазнов не избегал, сказать, что замечен в порочащих связях, — значит, ничего не сказать. Я в монастырь отправлюсь, я в пустыню уйду. Потрепыхается так в конвульсиях с полчасика, успокоится, отойдёт, отдохнёт — и за дверь, снова на турнирах биться, живность экзотическую истреблять и повышать сексуальное образование сельского населения. А Чаша здесь остается, с нами. Правда, последние полтораста лет, когда мы её под мусор догадались использовать, вроде полегче стало. По крайней мере, прекратили по ночам ангелы являться и этими… как их… кимвалами бряцать. Но окончательно избавить нашу семью от сего… предмета можешь только ты, Полусредний!
Вот так я был повёрстан в герои. Не могу сказать, что эта перспектива меня прельщала, но мама намекнула на возможность потери престижа, жилплощади и материального вспомоществования…
— Слушай, а если я просто выйду на большую дорогу, покараулю одинокого рыцаря, сражусь с ним и, пользуясь фактором внезапности, всучу ему этот кубок? И дело с концом!
