Он улыбнулся:
— Дырка на ступени нашего крыльца, которая выглядела как кошачий глаз.
— Я боюсь, что не смогу взять себе чужую плоть.
Меня терзала лунная горячка. Я хотела прикасаться к Джеймсу по-настоящему, физически.
— Завтра мы поищем тело, которое можно спасти, — тихо ответил он.
Я легла лицом к нему.
— Тебе это понравится, — сказал Джеймс. — Вернув себе плоть, ты сможешь чувствовать запах травы. Пить воду. Ты сможешь поднять камень и бросить его. Все будет хорошо.
В его голосе прозвучала такая убежденность, что я не смогла не поверить ему. Я опустила руку на его ладонь, которая покоилась на одеяле. Мои пальцы погрузились в тело Джеймса и неосознанно скользнули от его бедра к груди. Почувствовав покалывание, я отдернула руку. С его губ сорвался тихий стон. Глаза Джеймса расширились от изумления.
— Извини, — сказала я, испугавшись, что могла случайно остановить его сердце.
Его ладонь импульсивно дернулась и прижалась к твердой выпуклости под трусами. Лицо Джеймса покраснело. Я спрыгнула с кровати и отлетела в угол комнаты.
— Извини, — хрипло произнес он. — Все в порядке.
Он взял подушку и прикрылся ею.
— Это моя вина, — прошептала я.
Мне хотелось улететь.
— Прости, если обидел тебя, — сказал Джеймс. — Ты удивила меня.
— Я вернусь утром.
— Нет-нет, — взмолился он. — Отдохни в постели. Меня устроит сон на полу.
Я покачала головой.
— Пожалуйста, — добавил Джеймс. — Я не засну без тебя.
Он встал, держа подушку перед собой. Я подлетела к нему и легла в постель, смущенная и втайне польщенная. Мимолетное воспоминание о теплой коже под прохладной простыней заставило меня покраснеть. Я с улыбкой посмотрела на него. Мне было приятно лежать в его постели, а не сидеть на крыше в одиночестве. Джеймс выключил свет, улегся на полу и сунул подушку под голову. Я услышала его шепот:
— Возможно, завтра ты почувствуешь вкус яблока.
Перед рассветом из темноты начали проступать предметы, прежде остававшиеся невидимыми. Оконная рама спроецировала на стену крестообразную тень, превратив нашу спальню в часовню. Джеймс проснулся и сел рядом с кроватью, как пес, услышавший выстрел. Увидев, что я не сплю, он тихо сказал:
— Никуда не уходи.
Пока он принимал душ, я бродила по дому. Из ванной раздавался шум бежавшей воды. Из комнаты Митча доносился приглушенный голос. Я не понимала слов, но тон был обиженным и сердитым. Пройдя сквозь стену, я увидела спавшего Митча, наполовину прикрытого простыней. Наконец-то мне удалось рассмотреть его татуировки: кельтский узор, обвивавший левый бицепс, терновый венец на правой руке и меч над сердцем, не больше бабочки. Он крепко спал и разговаривал во сне:
