Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2 | страница 37

Он меня страшно тронул. И страшно взволновал. На заседании я ничего не слушала, не вставила ни одной реплики. Много курила и нервно растирала пепел по блюдечку.

В метро, прощаясь, успела сказать Андрею: «Спасибо за то, что вы мне сегодня сказали».

Ночью долго не спала и плакала. Эти дни не было следов обиды или бессилия, это было что-то другое. Впервые встало в такой ясной и отчетливой форме сознание своего долга перед Юрием. Да, уже долга. Любовь, любовь жены — это уже не только радость и страданье, это — долг. И как теперь все от меня далеко. Говорим об экзаменах, и меня это больше не волнует. Знаю, что в воскресенье во что бы то ни стало надо созвать общее собрание, а думать об этом не могу.

И знаю, что надо бы найти какое-то дело и уйти в него с головой. Какое-нибудь такое же дело найти и Юрию. Это единственный разумный выход. Он хочет переезжать в Севр, это абсурд, это ему еще дальше ездить. Но как это все урегулировать, как протянуть это время?

Целую неделю надо мне зафиксировать, такую тяжелую неделю. Во вторник всей семьей с Наташей были у художественников. Шел «Вишневый сад»[46]. Сама не ждала такого впечатления. Все третье действие и весь даже антракт проревела.

В среду прихожу в Институт. Является Юрий. После лекций проводили Андрея в Сорбонну на чествование Короленко[47]. Юрий рассказал об их трогательном прощании в понедельник. Я не ошиблась. Остаток времени просидели в метро на Javel.

«Отчего ты такая грустная и тревожная?» «Меня беспокоит твой вид». «Это тебе Андрей что-нибудь сказал?»

В четверг уже одна пошла в театр. Ставили «На дне»[48]. Эта вещь произвела на меня еще более сильное впечатление.

Пятница. Институт. Ах, да, еще раньше Мамочка зовет Папу-Колю идти в Самаритен[49]. Я говорю: «Я с тобой пойду». «Разве тебе нечего делать? Нечего читать?» «Есть, не могу». Поехали, накупили, в 6 часов посадили ее на трамвай, пошла по набережной к St.Michel. Прохожу мимо Pont Neuf. «Черный Генрих на черном коне». Возникла строчка: «И под копытами его коня лежат огни Самаритена». Стала расширять эту тему…

Потом лекция Маркова, «собеседование». Он задавал вопросы, начиная с определения «Политической экономии». Возникли споры, разбирали. Я слушала с большим вниманием… потом вдруг вспомнила Генриха на коне, огни Самаритена, начатое стихотворение и… перестала слушать.

Потом написала на тетрадке и передала Андрею. «А мне-то что делать, если ритм стихов Маяковского меня волнует больше всех этих вопросов». (В портфеле у меня лежали стихи Маяковского.) Тот только руками развел: «Тогда бросайте все, кисонька, и занимайтесь вашим Маяковским».