Я не должна была этого делать. Вместо того чтобы идти себе как шла, будто ни Марчелло, ни его брата, ни их автомобиля не существовало, вместо того чтобы продолжать болтать с Лилой, я поддалась желанию почувствовать себя исключительной — еще бы, ведь я пойду в школу для богатых, где наверняка будут учиться парни с машинами в сто раз шикарнее, чем у Солара, — обернулась и на литературном итальянском сказала:
— Спасибо, но мы не можем.
Марчелло протянул руку. Несмотря на высокий рост и хорошую фигуру, кисть у него оказалась широкая и короткая. Он высунул в окно свою пятерню и потянулся к моей руке, одновременно обращаясь к брату:
— Мике́, притормози-ка. Смотри, какой у дочери швейцара браслет.
Машина остановилась. Пальцы Марчелло сомкнулись вокруг моего запястья, и я с отвращением отдернула руку. Браслет порвался и соскользнул на асфальт между тротуаром и машиной.
— Что ты наделал?! — вскрикнула я, подумав о матери.
— Спокойно, — сказал он, открыл дверцу и вышел из машины. — Сейчас все исправим.
Он казался веселым и доброжелательным и снова попытался взять меня за руку, чтобы успокоить. В тот же миг Лила, вполовину ниже его ростом, пихнула его к машине, приставила к горлу сапожный нож и, не повышая голоса, произнесла на диалекте:
— Тронь ее еще раз, и увидишь, что будет.
Марчелло замер, не веря своим глазам. Микеле вылез из машины.
— Марче́, ничего она тебе не сделает, — уверенно проговорил он. — Этой суке смелости не хватит.
— Иди сюда, — сказала Лила. — Иди, проверим, хватит или нет.
Микеле повернул обратно к машине. Я расплакалась. С того места, где я стояла, мне было хорошо видно, что кончик ножа уже поцарапал кожу Марчелло, из ранки тонкой струйкой бежала кровь. Я как сейчас помню ту картину: еще не очень жарко, прохожих мало, и Лила смотрит на Марчелло так, как будто у него на лице сидит противное насекомое, которое надо прогнать. Я до сих пор абсолютно уверена: она бы без колебаний перерезала ему горло. Понял это и Микеле.
— Ладно, не хотите, как хотите, — все так же спокойно, почти весело, сказал он и вернулся в машину. — Залезай, Марче́. Попроси прощения у синьорин, и поехали.
Лила медленно отвела кончик лезвия от шеи Марчелло. Он робко и растерянно улыбнулся и сказал:
— Минутку.
Опустился на колени, будто и правда собирался вымаливать прощение, пошарил рукой под машиной, достал браслет, осмотрел его и согнул пальцами разошедшееся серебряное колечко. Потом протянул его мне, глядя не на меня, а на Лилу, и сказал ей: «Извини». Сел в машину, и они укатили.
