Управляющий, держа бокал, смотрел на бесконечное кружево, потом перевел взгляд вниз, на серые ночные плиты, и вполголоса произнес:
– «Нас осталось совсем немного».
Я взглянул на жену, она – на меня.
Управляющий заметил:
– Так вы знаете его? Он вам тоже говорил?
– Да. Но что это значит?
Управляющий глядел на темные фигуры и прихлебывал бренди.
– Раньше я думал, что он участвовал в заварушке и что членов ИРА[3] осталось совсем немного. Но нет. А может, он хочет сказать, что мир богатеет и нищих становится все меньше. Или пропадают люди, которые умели смотреть и откликаться на просьбу. Все заняты, мельтешат, всем некогда вникать. Но я думаю, все это чепуха и накипь, слюни и сантименты.
Он отвернулся от окна:
– Так вы знаете «Нас осталось совсем немного»?
Мы с женой кивнули.
– И женщину с ребенком?
– Да, – сказал я.
– И ту, у которой рак?
– Да, – сказала жена.
– И человека, которому нужен билет до Корка?
– Белфаста, – сказал я.
– Голуэя, – сказала жена.
Управляющий грустно улыбнулся и вновь поглядел в окно.
– А пару с шарманкой, которая не играет мелодию?
– Раньше-то хоть играла? – спросил я.
– В моем детстве – уже нет.
Лицо управляющего омрачилось.
– Знаете нищего с моста О’Коннела?
– Которого? – спросил я.
Однако я знал которого, потому что смотрел на каминную полку, где лежала шапка.
– Видели сегодняшнюю газету? – спросил управляющий.
– Нет.
– «Айриш таймс», маленькая заметка в нижней половине пятой страницы. Похоже, он устал. Выбросил концертино в реку. И прыгнул следом.
Так он был вчера на мосту! А я оставался дома!
– Бедолага! – Управляющий невесело хохотнул. – Какая смешная, страшная смерть. Дурацкое концертино – терпеть их не могу, а вы? – падает вниз, как больная кошка, нищий летит следом. Я смеялся и сам стыдился этого смеха. Да. Тела так и не нашли. Пока ищут.
– Господи! – вскричал я, вскакивая. – О черт!
Управляющий смотрел на меня, дивясь моему волнению.
– Вы ничем не могли бы ему помочь.
– Мог! Я ни разу не дал ему даже пенни! А вы?
– Если вспомнить, да, тоже ни разу.
– Но вы еще хуже меня! Я сам видел, как вы носитесь по городу, раздавая монетки направо и налево. Почему, почему не ему?
– Наверное, мне казалось, что это перебор.
– Да, черт возьми! – Я тоже стоял теперь у окна, смотрел на кружащий снег. – Я думал, непокрытая голова – прием, чтоб меня разжалобить! Дьявол, через какое-то время начинаешь думать, что все – только уловки! Я шел зимними вечерами под проливным дождем, а он пел, и мне становилось так зябко, что я ненавидел его до дрожи. Интересно, со сколькими людьми получалось так же? Вот почему ему никто не подавал. Я думал, он такой же профессионал, как и все. А может, он был настоящий бедняк и только в эту зиму начал просить подаяния, продал одежду, чтобы купить еды, и очутился на улице без шапки.
