— Смотря что ты имеешь в виду. Но, полагаю, ответ — да, я по-прежнему встречаюсь с Эммой.
Бет медленно качает головой.
— Встречаешься… Как интересно. Ты подразумеваешь, что секс с ней дает тебе острые ощущения?
Она ублажает тебя в чем-то из того белья, что ты ей накупил? — Второй раз за сегодня я чувствую, как щеки заливает краска стыда. — Ведь все ясно до полной прозрачности. Что ты собирался обсуждать?
О чем «разговаривать»?
Бет отворачивается к мойке, ставит туда свой зеленый чай и идет к холодильнику. Достает бутылку вина и наливает бокал. Делает большой глоток. Говорит, не поворачиваясь ко мне:
— Дома ты этого не получал? Впечатлений недоставало?
Вот о чем нам следовало поговорить. Тогда.
Пока не стало поздно. Ты ведь мог, ты должен был сказать.
— Ты права, — говорю я ее спине. — Прости.
Она смотрит в окно кухни и спрашивает у моего отражения:
— Когда это началось?
— Бет…
— Мне нужно знать, Адам. — Теперь она смотрит прямо на меня. — Как долго ты мне лгал?
Я замираю. Это очень трудный вопрос; и на него так много возможных ответов. Я быстро решаю: должно быть, она имеет в виду только Эмму.
— Недолго.
— А точнее?
Я знаю, что должен сказать: «Пять месяцев». Но слышу свой голос, он произносит:
— Три месяца.
Она часто моргает и отворачивается. Я знаю, она старается сдержать слезы. Достает из кухонного шкафчика сложенную в несколько раз бумажку. Делает еще глоток вина и машет бумажкой перед моим носом.
— Распечатка банковского счета. Я просто хотела до начала сегодняшнего разговора разобраться, кто за что платит каждый месяц.
В глазах возникает тупая пульсация.
— Здесь больше чем за пять месяцев, — продолжает она. — Уж не спрашиваю, когда ты последний раз водил меня в такое роскошное место, как отель «Лэнгэм», или покупал мне белье в элитных салонах.
Но вот удивительно: каждая твоя следующая ложь задевает меня все меньше и меньше.
Сердце замирает, и я мельком думаю, может ли чувство вины воплощаться непосредственно в боль.
Ее глаза полны слез.
— Знаешь, не было почти ни одного дня, чтобы я не плакала. Иногда я злилась. Так злилась, что ненавидела тебя. А иногда мне было просто грустно.
На слове «грустно» она запинается.
— И что ты теперь от меня хочешь? — В моем голосе звучит смирение.
— Для начала прекрати обманывать.
Я тяжело вздыхаю.
— Мне теперь сдавать анализы, проверяться? — спрашивает она отстраненно.
Мотаю головой:
— Нет необходимости. Я всегда использовал…
защиту.
— Возможно, все-таки стоит. Я раньше об этом и не думала. Почему бы? — Она словно обращается в пространство.
