— Вы все преувеличиваете, чтобы приспособить к своей вер сии, — спокойно возражает Филипп. — Прежде всего, Магда не была для меня нулем. Я не говорю, что испытывал бог весть какие чувства к ней, но я старался ей помочь. И потом, я испытывал неприязнь к Асенову.
— Это нечто новое. Но тоже в полном отрыве от фактов. Нет ни одного факта, доказывающего это или хотя бы на это намекающего.
— Какой факт вам нужен? Удар по физиономии? Просто Асенов был мне антипатичен и ничего более. У меня нет симпатии к субъектам, вся самоуверенность которых основывается на туго набитом портмоне.
— Вы теряете чувство реальности. Вы даже не можете понять, что недостаток симпатии — это не повод для скандала, особенно для такого воспитанного человека, как вы. Но вернемся к портмоне. Значит, по вашему мнению, оно было туго набито?
— Не ловите меня на слове, — пренебрежительно бормочет Филипп.
— В данном случае это слово в точности соответствует сведениям, которые вы имели о портмоне Асенова. Эти сведения вы получили от Магды. И вы знаете, что мне это очень хорошо известно тоже от Магды. И в сущности, поскольку мы играем с вами в открытую, могу сказать, что я умышленно дал ей возможность сообщить вам об этом. Потому что я предполагал, что эта новость взволнует вас и ускорит ваши приготовления к бегству. Что и произошло.
— Если бы я знал, что вы сделаете такие выводы из случайного совпадения, я, может быть, отложил бы эту попытку отъезда, — равнодушно отвечает Филипп.
— Если бы вы знали еще кое-что, вы бы вообще не организовали убийство Асенова. Потому что вы — организатор этого убийства. И когда вы обдумывали и так скрупулезно осуществляли план своего алиби, вы забыли еще об одной элементарной вещи: при расследовании случаев убийства часто возникает предположение о том, что наряду с прямым исполнителем существует и второй — интеллектуальный — преступник. Так что, в сущности, вы — убийца Асенова.
— Да вы просто сочиняете, — пожимает плечами Филипп. — И тоже забываете об элементарных вещах. Я не обязан доказывать вам свою невиновность. Это вы обязаны доказать, что я преступник. Докажите это мое воображаемое убийство — и точка.
— В настоящее время я только этим и занимаюсь, — спешу я его успокоить. — И надо вам сказать, что конец, венчающий всякое доброе дело, уже близок. Вся суть в том, что добровольное признание, прежде чем вы будете прижаты фактами, окажется для вас полезнее, чем признание принудительное или полное отрицание вины.
