Снова все померкло, и в голове зазвучала торжественная и величественная музыка. Некий голос запел неведомый гимн, от красоты которого защемило сердце. Я не понимал слов, но чувствовал, что в песнопении говорится о состоянии свободы и покоя, которое было некогда и которое будет снова. Я опять почувствовал, что умираю; на этот раз все мое существо пронзил панический ужас. Потом я узнал от индейца, что закричал, после чего он влил мне в глотку противоядие. Пришел я в себя только через несколько часов и так ослабел, что из клиники меня выпустили лишь через два дня. Понемногу меня стали беспокоить какие-то смутные ассоциации, и я попросил, чтобы в палату принесли Библию. Открыв «Откровение Иоанна Богослова», в народе более известное как «Апокалипсис», я с удивлением и некоторым страхом прочитал следующие фрагменты:
И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них.
Но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе.
И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним
(12:7–9).
И еще один:
И пустил змий из пасти своей в след жены воду как реку, дабы увлечь ее рекою.
Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей
(12:15–16).
На следующий день после выписки я снова встретился с шаманом в институтском коридоре, и тот спросил о моих впечатлениях от аяхуаско. Я очень кратко рассказал ему содержание своих видений, не упомянув только про рассказ дра-коноида, но заметив, что он называл себя и своих сородичей царями мира. Тут индеец широко улыбнулся и сказал:
— Так они это всем рассказывают. На самом же деле они цари только внешней тьмы.
И он указал рукой на потолок. Я чуть не разинул рот от изумления.
Вернувшись домой, я написал сонет, подражая, отчасти вполне сознательно, Максимилиану Волошину:
Открылись в лучезарности небес
Ярчайшие, невидимые светы,
И бытие дает свои ответы
На речи, что шептал тенистый лес.
И корни в землю, к пламенному центру
Стремятся за живительной водой,
Но к небу устремлен главой седой
Ствол, неподвластный стонущему ветру.
И в трепете мы откровенья ждали,
Вот весть пришла: исполнился Завет;
Вот истина, которой мы алкали.
Но вести сей сердца не постигали,
Не оставляли в душах наших след
Врата, в иные манящие дали.
