Юннинген горячился. Ридель с ужасом подумал о коварстве Вирланда, прикрытом личиною искренности.
Следствием разговора с Юннингеном было свидание с Тонненбергом.
— Прости меня, достопочтенный Ридель! — сказал Тонненберг, бросившись обнимать его. — Мне бы довольно было нескольких слов для обличения Вирланда, но я хотел, чтобы ты не от меня услышал доказательство клеветы его. Вирланд подговорил беглеца, грабителя Рамме, опозорить меня, написать под мою руку гнусное письмо. Но на что мне раздирать горестью твоё сердце и мучить себя напоминанием о похитителе Минны?..
— Рыцарь! — воскликнул Ридель. — Если ты любил её, помоги мне найти похитителя. Отомсти за несчастного отца!
— Жаль тебя, почтенный Ридель! — сказал Тонненберг, сжимая его руку. — Но что делать? — Послушай, друг Юннинген, ты недавно узнал меня, а полюбил по-братски. Отправимся искать Вирланда! Князь Курбский и дерптский воевода помогут мне. Вассалы мои и московские воины будут стеречь по разным дорогам. Предатель от нас не уйдёт. Ах, Минна! Минна! Вот и верь прелестному личику!
— Друзья мои, — сказал Ридель, — я не поверю, чтоб она согласилась быть за Вирландом... Она скорее умрёт.
— А если счастье, — перебил его Тонненберг, — поможет мне найти твою прекрасную Минну, я уверен, многоуважаемый Ридель, что ты назовёшь меня сыном твоим.
Тысячи проклятий Вирланду и полдюжины кубков вина скрепили возобновление дружбы Риделя с Тонненбергом, и рыцари почти со слезами вырвались из объятий плачущего старика.
Бригитта, прогнанная Риделем, нашла себе пристанище у тётки Тонненберга, просившего, чтобы бедная старушка, неутешная о Минне, была призрена из сострадания его родственницей.
Сумрак распространялся по небу, когда Курбский увидел вдалеке русский стан, расположенный под Вейсенштейном. Княжеский аргамак далеко за собою оставил других утомлённых коней, но Курбский желал ещё ускорить его бег и, объяснясь с Мстиславским, облегчить тягость огорчённого сердца. Время настало ненастное; осенняя сырость от близости болот и дождь, порывавшийся с облаков, наносимых холодным ветром, умножали мрак; вскоре совсем стемнело. Но сквозь леса, по местам вырубленного, уже приметно было слабое зарево от огней сторожевого отряда, и Курбский увидел на холмистом возвышении вспыхивающее, почти угасающее от дождя пламя костров, разложенных между шалашами, сплетёнными из древесных ветвей. Копья, щиты и мечи, на гладкой стали коих отсвечивался огонь, развешаны были на шестах и на ветвях. Простые ратники грелись у огня на голой земле; войлоки, растянутые на жердях с той стороны, откуда бушевал ветер, укрывали их.
