Слёзы помешали говорить ему.
— Оковы бременят меченосцев! — продолжал он. — Но не думайте, что превозмогли нас храбростию: нет! Бог за преступления предал нас в руки ваши. Но благодарю Бога, — сказал Бель, отёрши слёзы, — благодарю, я стражду за любимое отечество!
— Ещё имеет Ливония мужей доблестных, — говорил князь Шуйский. — Найдётся не один Тиль.
— Не много подобных ему! — отвечал Бель. — Тиль убеждал граждан жертвовать богатством для спасения отечества. Наша драгоценность — мечи; спасём ими родину. Пожертвуем золотом, найдём и помощь и войска умножим. Не отвечали на призыв его и не дали золота.
— Но шесть лет сражались как рыцари, — сказал Шуйский.
— Великодушие крепче силы — и Дерпт тебе сдался, — отвечал Бель.
— Я слышал, — продолжал Шуйский, — что когда оставалось печатью скрепить договор — старик Тиль ещё раз вызывал, кто хочет идти с ним — умереть за родину?
— Так! — сказал Бель. — Но в Дерпте много буйных Тонненбергов, а Тиль был один.
Беседуя с Мстиславским, Курбский не вслушался в его слова.
— Люблю вашего Паденорма! — сказал Шуйский. — Мы разрушили стены, сбили башни — он не сдавался; мы овладели городом, а он всё ещё отбивался и не сдался. Почитая доблесть, я дозволил ему выйти с честью с его витязями.
— Я видел его, — сказал Курбский, — израненный, покрытый пылью и кровью, он выходил из города, от утомления опираясь на двух рыцарей. Чёрные волосы его разметались по броне; один из рыцарей, поддерживая его, нёс его шлем, другой — щит.
— Счастливее его был ваш Андрей Кошкаров, — сказал Бель. — С горстью воинов он отразил от Лаиса всё ополчение нашего Кетлера.
— Есть ещё у нас витязи! — воскликнул Шуйский. — Даниил Адашев на Крымской земле, сам построив лодки, взял два турецких корабля; корабли оставил, пленных помиловал, а чтоб не кормить даром, отослал к турецким пашам в Очаков. А Курбский наш с братом Романом в воротах Казани, с двумястами воинов остановил десять тысяч татар!
— Хвала храбрым! — раздался крик пирующих. — Наполняйте кубки.
— Кубки знакомые, — заметил Бель, — они стучали на столах нашего Гольдштерна и заглушали стон вассалов его.
— Да, — проговорил Курбский, — не помогло богатство Голдштерну. Цепь золотая в полпуда блистала на нём, но в нём — золотника мужества не было.
Курбский, извещая Иоанна о победах, писал к нему о милосердии к Турову; к добродетельной Анастасии о заступлении за друга его. Но в тот самый час, когда оканчивал он письмо, свершилось бедствие неожиданное. Нетерпеливо ожидал Курбский ответа, ещё нетерпеливей Адашевы, готовясь на решительный приступ к Феллину. Вдруг поразила всех громовая весть, что Россия осиротела царицею, что Анастасии не стало...
