— длинно и, наверно, плохо). Хоть бы Вы на них подействовали, чтобы они не печатали Ир. Легкую!
[419] Кто это, не знаю, но это не стихи, а позор сплошной, — а она у них не в первый раз!
До свидания. Крепко жму Вашу руку, дорогой Марк Александрович, и шлю низкий поклон и лучшие пожелания Татьяне Марковне. Очень рад, что Ваши здоровья никаких хлопот Вам не доставляют.
Ваш Г. Адамович
93. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 5 марта 1955 г. Ницца 5 марта 1955
Дорогой Георгий Викторович.
Очевидно, я неясно выразился в моем прошлом письме о деле, связанном с выступлением Федина: оно уже тогда было благополучно ликвидировано и оставило след только на личных отношениях. Эта история, собственно, началась с того, что «Русская мысль» перепечатала жирным шрифтом слова Федина об Иване Алексеевиче и снабдила их примечанием, — что-то вроде следующего: «Нам неизвестно, принял ли Бунин советское гражданство, но вот к чему привели его разные знакомства с советскими людьми»[420] и т. д. (цитирую приблизительно, на память). Буря произошла из-за этой перепечатки, ведь эмигранты советских газет не видят. Я, правда, узнал о словах Федина еще немного раньше, из взволнованного письма Кусковой, которая читает советские газеты. Почти одновременно газета (или журнал?) «Посев» спешно запросила Веру Николаевну. Она письма в редакцию писать не хотела, но на запрос ответила, что Федин ошибся. «Посев» напечатал опровержение[421], и на этот раз «Русская мысль» вполне корректно перепечатала заметку «Посева»[422]; потом перепечатало и «Новое русское слово». Мы с Верой Николаевной обменивались письмами, и Зайцев написал мне ДО второй заметки «Русской мысли». Потом Вера Николаевна чуть не месяц мне не писала (последнее письмо было мое). На днях, однако, я получил от нее очень милое письмо, где она больше к инциденту не возвращается. Значит, с ней восстановлены самые лучшие отношения. Пишу Вам об этом так подробно потому, что Вас тоже, как и меня, как и десяток моих корреспондентов или собеседников, эта история взволновала. С Зайцевым я больше письмами не обменивался.
Еще раз от души благодарю за то, что говорите о моих писаниях, о «Бреде».
Вера Николаевна в этом последнем письме сообщает сразу о кончине Каллаш, Довида Кнута и Ставрова![423] Это, очевидно, за одну неделю. И все трое были не стары…
Не знаю, кто такая поэтесса Легкая, но писать о ней «Новому журналу» не могу: во-первых, это дело редактора, а во-вторых, может быть, она кузина Карповича или тетя Гуля? Я никогда о ней и не слышал и ее не читал.
