и мадам Лезелль в числе десяти провожающих. И Левашев
[321] скажет слово или же Масловский
[322]. Но, без неуместных тут шуток, убедите Веру Николаевну в том, что французский спектакль ни к чему. Без ужаса не могу себе представить, как какая-нибудь завалящая французская артистка, по настоянию Мориака и ради «Figaro», прочла бы что-либо из книг Ивана Алексеевича в переводе! И при пустом зале.
А как сошел вечер в Лондоне?
Нового ничего. Оба шлем Вам самый сердечный привет. И еще раз спасибо.
74. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 20 февраля 1954 г. Манчестер
Manchester
20/II-1954
Дорогой Марк Александрович
Так как Вы интересовались моими делами с Чех<овским> изд<ательст>вом и были настолько добры, что принимали в них участие, сообщаю Вам, что получил письмо от Александровой:
«…Вчера видела Н.Р. Вредена и, в результате разговора, он склонен сделать для Вас исключение, т. е. заключить контракт с Вами, не дожидаясь высылки всей рукописи. Но для этого нужно, чтобы Вы дослали хотя бы одну (подчеркнуто Ал<ександров>ой) треть рукописи».
Я ответил, что благодарю за исключение и дошлю нужное число страниц в марте. По точному смыслу письма надо бы дослать треть. Но надеюсь, что если треть получится вместе с имеющимися у них главами, все будет в порядке. Сейчас я, к сожалению, никак не могу взяться за писание, и не умею писать две вещи сразу.
Ответ, как видите, благоприятный. Спасибо Вам большое. Не знаю ни Александровой, ни Вредена, но думаю, что без Вашего вмешательства ответ был бы, пожалуй, другой.
Вчера я был в Лондоне, на вечере памяти И<вана> А<лексееви>ча[323]. Сошло лучше, чем я думал, — за исключением никчемной (и очень плохой) музыки в конце. После нескольких моих вступительных слов была прочтена в переводе Ваша статья, а затем сделал доклад Колин (тоже лучше, чем я ждал). Во втором отделении читали вещи И<вана> А<лексеевича>, и какой-то неведомый мне англичанин (Evans) очень толково и умно говорил о том, что действует на англичан у Бунина. Этот Evans, еще молодой человек, «начальство» Колина на каких-то курсах по русскому языку и бывший оксфордский студент. Было человек 50, всех национальностей.
Еще хочу Вам сказать, что я прочел две первые главы «Ульмской ночи» почти что с возмущением; вдруг бы я Вас послушался и стал бы читать сразу с 3-й главы! Не понимаю, как могут эти первые две главы быть кому-либо неинтересны! Ведь это действительно о «самом важном», как любила выражаться Зин<аида> Николаевна, и знаете, я уверен (а м. б., с Вашей точки зрения, ошибаюсь?), что дальнейшие главы, как бы они ни были литературно увлекательны, все же менее существенны, чем первые главы. Дальше ведь идет иллюстрация того, что сказано здесь — или я действительно ошибаюсь? Не решаюсь Вам докучать сверхдилетантскими рассуждениями о прочитанном. Для меня это — подтверждение того, что давно я скорей чувствовал, чем знал или думал, a jamais
