, и 21-го века, м. б., в самом деле не будет! Мне чрезвычайно понравилась глава о Морозове, и еще — о Муссолини. Но и все другое замечательно, жаль только, что читать приходится с перерывами и пропусками. Мне всегда неловко говорить авторам, — не всем, конечно, а таким, как Вы, — приятные слова. Во всяком «комплименте» есть что-то не совсем вежливое, но, надеюсь, — Вы примете то, что я пишу, как должно. (Кстати, по поводу слов вообще и внутреннего значения всякого стиля: читали ли Вы — наверно читали — в «Н<овом> р<усском> с<лове>» письма Бунина Толстому?
[581] И обратили внимание на фразу: «когда можно к Вам завернуть, Лев Ник<олаевич>?»
[582] Меня это «завернуть» ужасно резнуло. Бунину тогда было 20 лет, но таким, каким мы его знали, он наверно «завернуть» Толстому бы не написал!)
Я сейчас вожусь с Конст<антином> Леонтьевым. Замечательный был писатель все-таки, хотя и не романист совсем. И знаете, оказалось, что в новой большой Сов<етской> энциклопедии нет даже его имени[583]. Есть три каких-то Леонтьева, а этого нет! Incroyable[584].
Как Вам понравилась статья Карповича о Вас?[585] Он всегда пишет интересно, но как-то уклончиво, в противоположность Ульянову, который уж очень подозрительно «блестящ». Говорят, Карпович считает его заместителем Федотова, но Федотов был лучше, хотя тоже грешил иногда «блеском». Обратите внимание в «Н<овом> ж<урнале>» на стихи Madame Горской о душе и духе[586]. Они украсили бы любой «Будильник» или «Сатирикон». Как они могут такое у себя печатать!
У Вас, наверно, весна, а здесь мгла и мрак, по-прежнему. Кланяйтесь, пожалуйста, сердечно Татьяне Марковне. Ваш племянник Ляля делает карьеру в известных Вам кругах и состоит там общим любимцем, «нашей сменой» и надеждой[587].
До свидания, дорогой Марк Александрович.
Ваш Г. Адамович
130. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ. 13 февраля 1957 г. Ницца 13 февраля 1957
Дорогой Георгий Викторович.
Пожалуйста, простите, что отвечаю на Ваше столь милое, очень меня обрадовавшее письмо с небольшим опозданием. Вы, верно, знаете, что во Франции какая-то странная почтовая забастовка, переходящая из одного города в другой, в Ницце она продолжалась два дня и, как на беду, как раз в такое время, когда надо было писать по спешным делам.
Мы очень расстроены. Вам, верно, известно уже, что Веру Алексеевну Зайцеву[588], жену Бориса Константиновича, разбил удар, отнялась вся правая часть тела, потеряна способность речи. К ней никого не пускают. Что может случиться с человеком хуже, если не какой-нибудь рак! Даже нельзя желать «выздоровления».
