, что теперь начать любить Блока человеку, который не любил его прежде, действительно невозможно. Слишком поздно (немножко как с Вагнером
[575]). Но кто любил его «первой любовью», никогда его не разлюбит, п<отому> что слишком многое с ним в душе связано. Уверяю Вас, что ту статью о «лиловых мирах» и прочем в «Аполлоне», которую вспоминает Маковский, я знаю местами наизусть. Это может быть бредом, — не знаю, — но не было ложью и притворством.
Достоевский. Ольга Форш совершенно права. Мой отец был ненамного моложе Д<остоевского> и даже однажды был у него, для подписки на «Дневник писателя». Он всегда говорил Достоевский, и в детстве я другого произношения не знал. Вероятно, произносили и так, и так, — но произношение с ударением на о было распространено. А вот насчет Канта и его развлечений — не знал. Ничего невероятного, — кроме записи в книжечку — в этом нет, и если бы все (всё) люди всё обо всех знали, сюрпризов было бы без конца. Может быть, и лучше, что не знают.
До свидания, дорогой Марк Александрович. Кланяйтесь, пожалуйста, Татьяне Марковне и поблагодарите ее за добрые слова, Вами переданные. Я недели через 2–2.1/2 собираюсь быть в Париже. Может быть, приедете и Вы?
Ваш Г. Адамович
128. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 31 декабря 1956 г. Париж
7, rue Fred Bastiat
Paris 8me
31/XII-56
Дорогой Марк Александрович
Шлю Татьяне Марковне и Вам лучшие пожелания к Новому году. Надеюсь, Вы оба будете здоровы, благополучны. A dans la mesure de possible[576] всем довольны. Вчера начал читать Ваш роман, и жалею, что придется читать с большими перерывами. Начало крайне интересно. А вот «Война и мир» — фильм — привел меня в уныние и ужас[577]. Много хуже, чем я думал, судя по отзывам[578].
Крепко жму Вашу руку. До свидания, — но когда и где? Неужели до Ниццы?
Ваш Г. Адамович
129. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 6 февраля 1957 г. Манчестер
[на бланке Манчестерского университета]
104, Ladybarn Road Manchester 14 6/II-57
Дорогой Марк Александрович
Как Вы живете? Как себя чувствуете? Целый век ничего о Вас не знаю (кроме сведений от Любовь Александровны <Полонской>). Никогда не помню, ответил ли я на предыдущее письмо. Если нет, простите. В Париже я, вращаясь в вихре света, переписку запустил, и, может быть, я у Вас в долгу.
С великим интересом читаю «Самоубийство», по крайней мере в тех номерах, которые до меня доходят[579]. Газету получает за меня Кантор и мне ее пересылает, но не всегда аккуратно. Я только теперь понял название романа — если понял верно! — и должен сказать, что общее впечатление усиливается еще тем, что в другом виде, с другими людьми и, вероятно, другой развязкой то же самое, в сущности, происходит и теперь: все к «самоубийству» неуклонно идет. Есть во всем этом какая-то «Немезида», как выражались au bon vieux temps
