В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых | страница 70
«Вид на набережную Невы у Академии художеств в Петербурге летним днем». Художник Петр Верещагин. 1870-е гг.
В Бадене сблизилась я с двумя лицами, горячо и добросовестно посвятившими себя созерцанию предметов божественных. Баронесса Крюднер и Юнг-Штиллинг оба полюбили меня, что мне было особенно дорого, так как я могла спасаться в их обществе от пошлости и скуки двора. Баронесса жила в хижине, куда к ней приходили нищие, огорченные, также дети и некоторые светские люди, подобно мне, желавшие подышать более чистым воздухом в атмосфере любви и мира. В это время она искала Бога в упражнениях милосердия, произвольной бедности и религиозной восторженности, что потом расстроило ей здоровье: все вокруг приобрело для нее таинственное значение, природа физическая и нравственная населилась химерами, не дававшими ей покоя. Но и посреди своих заблуждений она всегда была добра, умилительноучастлива к несчастью, сострадательна к скорбям и недостаткам ближних.
Юнг-Штиллинг принадлежал к числу горячих и чистых душ, которым недостает лишь положительной религии, дабы в деле веры следовать по стопам Фенелона. Но он родился в протестантской церкви, и воображение его запуталось в фантастических теориях, не искажавших, впрочем, простоты его сердца. Он жил по-христиански и с любовью исполнял все свои обязанности. Когда я навестила его в скромном его жилище, он рассказывал многочисленному своему семейству то, что случалось с ним в жизни, и мне казалось, что я вижу перед собою одного из древних патриархов, передающих потомству про чудеса Господни. Положение Юнга-Штиллинга было горестное и стесненное; но вера его не колебалась от того, и Провидение всякий раз выводило его неожиданным образом из самых тяжких затруднений. Так было и в это время. Без его ведома я выпросила ему пенсию от Императрицы. Мне было известно, что у него долги, которые его мучили, так как он не имел надежды расплатиться. Опять без его ведома (мне он никогда не говорил про свои дела) я обратилась к князю Голицыну, о благотворительности которого я знала; тот сказал Государю, и старику доставили от неизвестного лица тысячу червонцев, которыми он уплатил свои долги. Это обстоятельство дало Юнгу-Штиллингу возможность спокойно и, благословляя Господа, окончить долголетнее свое поприще.
Я никогда не забуду проведенных у него летних номеров. Он садился за фортепьяно и сопровождал торжественными аккордами какую-нибудь прекрасную духовную песнь, которую исполняли чистые и свежие голоса его детей. Сердце мое переполнялось от этих звуков, полных любви к Богу и признательности.
