— Постой… — проговорил Тадеуш, — Я и сам думал… Я потом узнал: не барон устроил ту могилу, и вообще это неправда. Это ведь твои были люди, что тогда в трактире при мне про нее так увлеченно разговаривали? Как нарочно…
— А то. Я перед этим послал кое-кого устроить могилу твоей подружки и распустить слухи среди местных. Инсценировка вышла ниже среднего — но мне ведь не Абвер и не Отто нужно было обвести вокруг пальца… О, вижу, выражение твоего лица изменилось. Да брось, шутка была вполне невинная. Я же не трогал твою Эльзу. Зато вы смотали удочки, как я матери твоей перед этим и наказал… И вовремя.
— Это-то ладно, — совладал с собой Тадеуш, — Это я еще могу понять. Но вот скажи-ка мне, как в той же могиле оказался барон?
— Ну… — замялся Лодзянский, — Я, конечно, мог бы тебе наплести, что это уж меня не касается — мало ли, дескать, кто по тому кладбищу ходил и что надумал сделать. Но ладно уж, — он прямо глянул в глаза сына, — Да, это я. Я убил барона. Удивлен? Я, кажется, уже намекнул, что к хорошим людям не отношусь. У нас с бароном были свои, и очень серьезные счеты.
— Но… черт… почему так? Почему надо было его туда засовывать? Аж думать об этом… — Тадеуша передернуло.
— Скажем так: это был экспромт. Обойтись без убийства я не мог, но и убить его было сложно. Ведь почему покушения не удавались? Чертов Отто такими штучками вооружил своих людей, что не подобраться было. А тут вдруг ты во второй раз отрываешься от наблюдателей — и сталкиваешься со стариканом на вокзале. Нет, это не мы запланировали: ты сам ему все выложил. Даже не посмотрел, как у него отпала челюсть… Ну а люди мои неподалеку крутились, и услышали это. Сам понимаешь, грех было не воспользоваться. И я придумал такой, знаешь, кунштюк, чтобы барон сам, по своей воле, куда-нибудь явился в одиночку. Могила подошла как нельзя лучше для этого: второй раз сослужила мне службу. Но это уж, извини, я тебе рассказывать не буду.
— Что, — в голосе Тадеуша послышался гнев, — дальше что-то совсем уж забористое было?
— Забористее некуда. Но дело не в твоей нежной психике, а в том, что придется коснуться таких вещей, что ты мне не поверишь. Я бы сам не поверил, если бы мне рассказали. Да и неважно это все…
— Расскажи!
— Тише… Неважно это, говорю. Достаточно и того, в чем я тебе честно признаюсь: я задумал весьма подлый фокус, и он мне удался. Что молчишь? — спросил он, когда пауза затянулась.
Тадеуш лежал, сцепив зубы и глядя в угол.
