Я вернулся в Сабанету из-за Алексиса, вместе с ним, — наутро после нашего знакомства. Паломники стекаются по вторникам, а значит, это случилось в понедельник, в квартире моего далекого знакомого Хосе Антонио Васкеса, уцелевшего обломка того, допотопного Медельина, города сильно разбухшего с тех пор. Я должен был бы опустить его имя, но не делаю этого — просто потому, что невозможно рассказывать о чем-то и не называть имен. А также прозвищ. Если есть прозвище, тебя не спутают ни с кем другим и не застрелят по ошибке, приняв за другого. «Вот тебе красавчик — так сказал мне Хосе Антонио, знакомя с Алексисом, — он завалил уже с десяток человек». Алексис рассмеялся, я тоже, и, конечно, я не поверил Хосе — а может, и поверил. Потом Хосе сказал парню: «Покажи этому типу комнату бабочек». «Этим типом» был я сам, а комнатой бабочек называлась комнатка в глубине квартиры. Позвольте мне описать ее кратко, сжато, в двух словах, без долгих бальзаковских периодов: помещение, обставленное так, как не снилось никакому Бальзаку — старая мебель, старые часы; часы, часы, часы, все старинные, просто-таки древние, настенные, настольные, десятки часов, и все они остановились в разное время, издеваясь над вечностью, отрицая ход времени. Все они совершенно не вязались друг с другом, сильнее, чем обитатели Медельина. Откуда эта страсть моего друга к часам? Бог знает. Время определенно излечило его от другой страсти, — привязанности к мальчикам: те проходили через его квартиру и жизнь, не оставляя следов. Совершенство — я еще не достиг его, но уже к нему близок, потому что близок к смерти, к могильным червям. В конце концов, по квартире Хосе Антонио, между немых часов, похожих на кладбищенские плиты, швыряло множество живых ребят. То есть я хочу сказать, что сегодня они живы, а завтра мертвы — таков всеобщий закон; но не просто мертвы, а убиты. Юные убийцы, убитые, чтобы избежать мерзости старения. Клинок средь бела дня или сострадательная пуля. Что они делали там? В общем-то, ничего: слонялись внутри квартиры, как слонялись снаружи, на улице. Ничего нельзя было найти и закурить: ни марихуану, ни басуко, совсем, совсем ничего. То был храм. Нет, даже не так: сходите в кафедральный собор или столичную базилику, поглядите, как бандиты дымят косяками на задних скамьях. Вы различите запах марихуаны, и его не спутать с запахом ладана. Ну так вот, среди этих часов царил взмыленный телевизор, и там показывали сериалы, а между сериалами — сенсационные новости: сегодня застрелили такого-то, а прошлой ночью — таких-то и таких-то. Такого-то застрелили наемные убийцы. Наемные убийцы внутри квартиры принимали серьезный вид. Это что, новости? Отстали от жизни! Есть один непреложный закон: смерть распространяется быстрее информации.
