Владелец «кейса» положил глаз на Риту. Он встал и бегает взад-вперед по коридору, чтобы разрядиться, а поравнявшись с нашим купе, смотрит через застекленную дверь на твои ноги. Разве ты не замечаешь? Ты выглядишь здорово. Не будь я твоим братом…
11
Опустив плечи, Рита сидит на своем месте и смотрит в окно, сплошь покрытое теперь мелкими каплями дождя. На полях — ни души. Она выпрямляется. Антон, заметив ее движение, улыбается ей.
Представь себе, я там застряла, но никто не заметил — чтобы не бросаться в глаза, я сделала вид, будто ищу что-то в сумочке. Попыталась вытащить левую ногу, но оказалось, что сделать это невозможно, во всяком случае, сделать незаметно. Не помогла и попытка надавить носком ноги на асфальт, как бы гася сигарету. Тут показался этот велосипедист, он подъезжал все ближе и ближе, замедлил темп, присмотрелся ко мне, свернул направо и в конце концов, поравнявшись со мной, почти остановился, возможно опасаясь, что я могу сделать резкий шаг вправо, как раз когда он будет поворачивать. Проехав мимо меня, он повернул голову назад, словно хотел выяснить, что могло заставить меня остановиться прямо посреди дороги и помешать ему ехать. А я продолжала неподвижно стоять, глядя вниз на свои туфли, и с испугом заметила, что каблуки у меня на несколько сантиметров увязли в асфальте.
«Дипломат» стоит теперь на железной панели отопления. Рита смотрит на дверь, но за ее стеклом ничего не видно. Она размышляет, надо ли сообщать Антону, что тем велосипедистом был он?
От тряски поезда постукивает окно, в зеркале мотается куртка Антона. Он не обращает на это внимания, тихонько гладит Риту по руке и снова углубляется в свою газету.
Какие слова я тебе еще задолжала, думает Рита, чтобы ты меня вытащил, в чем я еще должна признаться? Наш родной язык — молчание, взгляд, брошенный поверх тарелок, опущенные глаза, смешок украдкой, за спиной у отца. Ты это знаешь так же хорошо, как я. Малой толикой языка был приказ, оговор, ссора или безнадежная попытка оправдаться. Отец умел испортить всем аппетит одним движением руки, на миг нахмуренным лбом. Одним-единственным взглядом он мог пробудить в нас надежду или ее разрушить; продолжительность этого взгляда указывала уже на вид наказания, которое вскоре за ним следовало. Я слышала, как он подходит, как приближается к столу, и часто невольно втягивала голову в плечи, принимала оборонительную позу — я ждала его кулака, ждала одного или нескольких подзатыльников, от которых, как он уверял, никакого вреда не будет.
