Зулейка Добсон, или Оксфордская история любви | страница 38
— Нет, пошли вперед.
Они перешли площадь, Хай-стрит, зашагали по Гроув-стрит. Герцог посмотрел на башню Мертона, ὡς οὔποτ' αὖθις, ἀλλὰ νῦν πανύστατον.[44] Странно, вечером она будет так же тут стоять, неизменным будет спокойное и надежное ее обаяние — стоять и через крыши и печные трубы смотреть на башню Магдалины, свою нареченную. Так же она простоит несчетные века и смотреть будет так же. Он поморщился. Среди оксфордских стен чувствуешь себя мельче; мысль о банальности собственной гибели герцога не обрадовала.
О да, все минералы над нами насмехаются. Подверженные сезонным переменам растения куда благожелательнее к нам. Сирень и ракитник, украшавшие изгородь вдоль дорожки к лугу Крайст-Чёрч, качались и кивали проходившему герцогу. «Прощайте, прощайте, ваша светлость, — шептали они. — Нам очень вас жаль — очень-очень жаль. Разве ждали мы, что вы покинете этот мир прежде нас. Ваша смерть — ужасная трагедия. Прощайте! Может быть, увидимся в лучшем мире — если представители животного царства наделены, как и мы, бессмертными душами».
Герцог в их языке был мало сведущ; однако, проходя между кротко болтавших цветков, он улавливал общий смысл их приветствия и улыбался в ответ, смутно, но любезно, налево и направо, производя этим крайне благоприятное впечатление.
Нет сомнений, выстроившиеся вдоль пути к баржам молодые вязы его заметили; но шелест их листьев потонул в голосах возвращавшихся зрителей. Наконец появилась лавина, о которой говорил герцог; увидев ее, Зулейка воспрянула духом. Вот он, Оксфорд! Аллея была во всю ширину заполнена густой процессией юношей — юношей, перемежаемых девицами, чьи зонтики были как обломки кораблекрушения в бурном потоке соломенных шляп. Зулейка не замедлила и не ускорила шаг. Но глаза ее горели ярче и ярче.
Голова процессии остановилась, поколебалась, расступилась перед ней. Царственно она проследовала открывшимся путем. Толпа разделилась вдоль всей аллеи, будто по ней провели огромным невидимым гребнем. Немногие юноши, уже видевшие Зулейку и по всему университету восславившие ее красоту снова застыли в изумлении, столь прекраснее она была на самом деле в сравнении с запомненным образом. Остальные же едва узнавали ее по описанию, столь несравненно прекраснее чаяний была действительность.
Она меж них прошла. Никому не показалось, будто спутник ее недостоин. Думаю, я бы вряд ли нашел лучшее доказательство трепета, который герцог внушал окружающим. Любому мужчине нравится быть спутником красивой женщины. Ему мнится, будто это повышает его престиж. В действительности собратья его говорят: «Что это с ней за ужасный тип?» — или: «Зачем она знается с этим ослом Таким-То?». В подобных замечаниях отчасти говорит зависть. Факт, однако, в том, что ни один мужчина, каковы бы ни были его достоинства, не может блистать в соседстве с очень красивой женщиной. И сам герцог рядом с Зулейкой выглядел довольно невзрачно. Но никому из студентов не показалось, что она могла бы сделать лучший выбор.