Зулейка Добсон, или Оксфордская история любви | страница 102
— 3амысел ваш понятен, — сказал он, — и хорошо исполнен. Но, поверьте, чрезмерен.
— О чем вы?
— O том, что можете быть спокойны. Я не нарушу свое слово.
Зулейка покраснела:
— Вы жестоки. Я бы целый мир отдала, чтобы забрать назад это проклятое письмо. 3aбудьте, пожалуйста, забудьте его!
Герцог посмотрел на нее с интересом:
— Вы хотите сказать, что освобождаете меня от данного слова?
— Освобождаю? Кто вас связывал! Не мучайте меня!
Он задумался, что за игру она играет. Муки ее, однако, выглядели весьма натурально; а если они натуральны, то — он ахнул — объяснение возможно только одно. И герцог его предложил:
— Вы меня любите?
— Всей душой.
Его сердце вздрогнуло. Если она говорит правду, он отомщен! Но:
— И где же доказательство? — спросил он.
— Доказательство? У вас, мужчин, совсем нет чутья? Хотите доказательства — предъявите его. Где мои сережки?
— Ваши сережки? Зачем?
Она нетерпеливо показала на две белые жемчужины, наколотые на блузке:
— Это ваши запонки. Утром они мне дали первый намек.
— Вы их взяли черной и розовой, верно?
— Разумеется. Потом я совсем про них забыла. Кажется, раздеваясь, уронила их на ковер. Мелизанда их нашла утром, когда приготовляла комнату, чтобы мне одеться. Сразу после того, как она отнесла вам первое письмо. Я была смущена. Я была озадачена. Может быть, жемчужины стали прежними просто потому, что вы с ними расстались? Поэтому я, дорогой мой, снова вам написала — короткое взволнованное вопросительное письмо. Узнав, что вы порвали его, я поняла, что жемчужины надо мной не пошутили. Я поспешно довершила туалет и прибежала сюда бегом. Сколько часов я вас ждала?
Герцог достал сережки из жилетного кармана и в задумчивости на них смотрел. Обе они действительно побелели. Он положил их на стол.
— Возьмите, — сказал он.
— Нет, — вздрогнула она. — Не смогу забыть, что они были когда–то черными. — Она бросила их в камин. — О, Джон, — воскликнула она, снова упав перед. ним на колени, — как я хочу забыть, кем была. Я хочу искупить вину. Ты думаешь, что можешь меня изгнать из своей жизни. Но нет, дорогой, — если только не убьешь меня. Я всюду буду вот так же следовать за тобой на коленях.
Скрестив руки на груди, глядя на нее сверху вниз, он повторил:
— Я не нарушу свое слово.
Она заткнула уши.
Он с суровым удовольствием разомкнул руки, вынул из нагрудного кармана какие-то бумаги, выбрал одну и протянул Зулейке. То была телеграмма от дворецкого.
Зулейка прочитала. С мрачной радостью герцог смотрел, как она читает.