— Ах, что я! — опомнилась Ева. — Нельзя же. А папа? Папа не позволил мне. Нельзя.
— Как хочешь, — вздохнула бабушка, сгорбилась и поплелась, опираясь на палку, из комнаты.
Ева сама помогла усадить бабушку в широкие сани, укутала ей ноги теплым платком.
Загремели бубенцы.
— Пошел! — крикнул ямщик. И тройка с бабушкой и Настей понеслась вдоль Покровской улицы по ухабам.
Город, где живет Ева, маленький, домишки лепятся на крутом берегу Камы. Летом большие пароходы подходят к пристаням и весело гудят. Можно катить на пароходе хоть до Нижнего, хоть до Перми. А зимой замерзает Кама. Как повалит снег, как запоют метелицы, город точно засыпает, зарытый в снегу. Если нужно ехать в другой город, скачи на почтовых сто верст до железной дороги — по полям, через глухие леса. Только изредка встречаются по пути деревушки, где живут черемисы и вотяки.
Большой, трудный путь предстоит бабушке.
Ева осталась одна. Пошла в свою комнату. Зажгла лампу и села за стол. Раскрыла учебник.
В других комнатах темень, только у Евы светло.
«К чему столько комнат, — думает Ева, — если в доме остались жить только двое: я и папа? Никто не сидит в креслах, никто не подходит к роялю. Бывало, мама играла на рояле и после обеда и вечером».
Треск… Половица треснула в гостиной. Будто кто-то ступил. Ева вздрогнула и насторожилась. Вот кто-то стал за дверью и смотрит в щель на Еву.
«Что это, — думает Ева, — что это? Никого не должно быть: Может, это крысы вылезли из нор и бегают по гостиной. А может, это вор влез через террасу? Или привидение?» Ева знает, что привидений не бывает, но все же — мало ли что может привидеться человеку? И такое страшное привидится, что всю жизнь будешь сам свой.
Ева ни за что не хочет увидеть привидение. Ева чуть не плачет. Хоть бы Нина Куликова пришла. Нет, не придет. Наверное, с Вольфом ушла гулять.
С ума сойдешь, сидя в пустых комнатах. Прямо хоть на улицу беги. На улице лучше — ласково мигают фонари, снег скрипит под полозьями. И нет-нет, кто-нибудь да пробежит по обледенелым мосткам мимо ворот.
Внизу хлопнула дверь. По лестнице застучали бойкие шаги.
— Кто там? — крикнула Ева.
— Я, — послышался веселый голос.
Ева ожила. Нина врывается к ней. От Нины пахнет морозной свежестью улицы. На ней неуклюжая черная шуба, потертая шапочка всегда съезжает на затылок. Светлые, прямые, как дождь, волосы падают на уши.
Нинина мать — вотячка, оттого у Нины широкие скулы и толстые губы.
— Что же ты так долго?
