– Марка сбила машина, – говорит режиссер, когда мы остаемся наедине. – Последствия этого ты уже видела…
– Как же так?.. – начинаю я, но он меня перебивает.
– Учти, люди не должны это связывать с нашим фильмом. Сначала премьера и прокат, потом все остальное. Поняла? Девочкам неинтересен Ромео в инвалидной коляске. Им нужен сказочный принц.
– Что? – глупо переспрашиваю я.
– Если кто-то пронюхает об аварии, если это попадет в прессу и если я узнаю, что информация исходила от тебя, то все – о карьере можешь забыть. Поняла?
Оглушенная и удивленная, я уже иду к двери, когда он бросает мне вслед:
– За рулем джипа сидел человек, которому не нужна публичная огласка. Я понятно объясняю?
– Да… Когда это произошло?
– Тебе не нужно этого знать.
– Когда нас с Кириллом в Италию отправили, да?
Он молчит. Строго смотрит на меня и молчит. Неожиданно для себя я продолжаю:
– Это поэтому вы меня с Кириллом туда и отправили, да?
– Можно сказать и так. Но это теперь неважно.
Когда я нахожусь уже у двери, то слышу менее жесткое:
– Марку никаких глупых вопросов не задавай, пожалуйста. Нам еще повезло, что он вообще способен сниматься…
Через две минуты я выхожу на воздух, шуршу носком туфли по земле, рисую круг. Хорошо, что съемочный день уже окончен. У метро я останавливаюсь… плачу… «Спасибо за жизнь», – написала детская рука мелом на асфальте. Рядом солнышко, домик и дерево. Мама и папа. Еще несколько минут… и начинается дождь – безжалостные капли размывают людское счастье, которое изобразил юный художник.
Люди пробегают мимо. Я стою. «Спасибо за жизнь», – пульсирует в голове.
* * *
Вот уже два дня я не сплю и не ем. Меня почти не существует. Еще чуть-чуть – и умру. За окном идет дождь, слышны раскаты грома. Я лежу, отвернувшись к стене. У меня отит на оба уха, и все ноет от боли. Не слышу, не вижу, ничего не хочу. Однако нужно как-то встать и ехать, впереди – день траура и печали. Сегодня гибнут Ромео и Джульетта…
Любовь моя! Жена моя! Конец
Хоть высосал, как мед, твоё дыханье,
Не справился с твоею красотой.
Я лежу с закрытыми глазами, Марк склоняется надо мной, и я чувствую его дыхание. Вновь, пусть даже как шекспировские герои, мы вместе. Снова он рядом. Я думаю о том, что ничего необратимого нет. Да, теперь он в коляске, да – не может ходить, но он живой. Даже в том, как сумасбродно он относился к своей жизни, как судьба трижды спасала его от смерти, – он не такой, как мы. Как я – много думающая, но ничем не примечательная, как Кирилл – много ждущий от жизни, как Ёжик – стремящийся быть лучше других, как Маринка – неразборчивая в средствах при достижении цели.
