— Да, очень поздно.
Вконец измотанные и промерзшие, мы вошли в дом Лусьо.
— Тихо, ребята, — старухи проснутся.
— Где спрячем?
— Погодите.
Осторожно приоткрыв дверь, Лусьо проскользнул внутрь и зажег свет.
— Заходите. Вот мои апартаменты.
Обстановка комнаты состояла из шкафа, белого ночного столика и кровати. Над изголовьем, раскинув изломанные умоляющие руки, висел Черный Иисус, а с карточки на стене коленопреклоненная Лида Борелли[10] возводила к потолку скорбный взгляд.
Без сил мы повалились на кровать.
Под глазами залегли темные круги; лица осунулись. Остекленевший взгляд не мог оторваться от белой поверхности стены, то близкой, то далекой, как в фантастическом бинокле жара.
Лусьо спрятал свертки в шкафу и, задумчиво обхватив колено руками, уселся на край стола.
— А «География»?
И вновь воцарилось молчание, сковав наш подмокший энтузиазм, обескровив лица, выскальзывая из посиневших от холода рук.
Я резко поднялся и, мрачно глядя на белую стену перед собой, сказал:
— Дай револьвер, я пойду.
— Я с тобой, — отозвался Ирсубета, и мы — две молчаливые понурые тени — затерялись в темноте улиц.
Я уже почти разделся, как вдруг раздались три повелительных удара в дверь, три исступленных удара, от которых дыбом встали волосы.
В голове мелькнула безумная мысль:
— Меня выследили… это полиция… полиция, — страх душил меня.
Громогласный удар повторился трижды, еще более смятенный, еще более неистовый, еще более неумолимый.
Я взял револьвер и подошел к двери.
Не успел я отворить, как Энрике буквально упал на меня. Несколько книг рассыпались по полу.
— Закрывай, скорее… за мной гонятся… закрывай, Сильвио, — хрипло пробормотал Ирсубета.
Я потащил его на галерею.
— Что случилось, Сильвио, что случилось? — испуганно крикнула из своей комнаты мать.
— Ничего, успокойся… Энрике подрался, увязалась полиция.
В ночной тишине, которая, казалось, была заодно с рыщущим правосудием, прозвучала трель полицейского свистка и частый стук копыт. И вновь — на этот раз ближе — раздались ужасные свистки.
Серпантином взвивались призывные звуки погони.
Скрипнула соседская дверь, послышались голоса; мы с Энрике в темноте, дрожа, прижались друг к другу. Тревожные свистки доносились отовсюду — бесчисленные, угрожающие; звуки зловещей охоты долетали до нас; цоканье копыт в бешеном галопе, резкий разворот на скользкой мостовой и — возвращение по следу. А преступник был здесь, я прижимал его к себе, дрожащего от страха, и безмерное сострадание к сломленному подростку переполняло меня.
