Лусьо спросил:
— Как у тебя с Элеонорой?
— Порвали. Говорит, что больше не хочет со мной гулять.
— Почему?
— Потому.
Образ Элеоноры, высвеченный томлением скрипок, предстал передо мной с беспощадной яркостью. Голос моей души взывал к нему, безмятежному, милому. Какой болью пронизала меня ее далекая улыбка, и я звал ее неслышными проникновенными словами, упиваясь горечью более сладкой, чем само сладострастие: «Ах, если бы эта музыка могла сказать тебе, как я люблю… растрогать своим плачем… тогда, наверное… но ведь и она любила меня… ведь ты любила меня, Элеонора?»
— Дождь кончился… Пошли.
— Идем.
Энрике бросил на стол какую-то мелочь.
— Револьвер с собой? — спросил он меня.
— Да.
— Не подведет?
— Я вчера стрелял. Пробивает две дюймовых доски.
— Если дело выгорит, покупаю браунинг, — продолжал Ирсубета. — А сегодня прихватил на всякий случай кастет.
— С шипами?
— Ну! Еще с какими.
Навстречу нам через сквер шел полицейский.
— А учитель географии, ребята, просто зверем на меня смотрит! — воскликнул Лусьо достаточно громко для того, чтобы его услышал блюститель порядка.
Мы пересекли площадь и очутились перед стеной школьного сада. Снова стало накрапывать.
Под пышными платанами, окружавшими здание, царила непроглядная темь. Дождь наигрывал в листве свою ни на что не похожую мелодию.
За ощерившейся решеткой высилось сумрачное здание школы.
Мы шли медленно, вглядываясь в темноту; потом я молча вскарабкался по прутьям, оттолкнулся от верха решетки и спрыгнул во двор. Приземлившись, я замер, не вставая с корточек, пристально глядя перед собой и ощущая кончиками пальцев влажный камень плит.
— Никого, — прошептал спрыгнувший вслед за мной Энрике.
— Похоже. А где Лусьо?
С улицы донеслось размеренное цоканье подков; проскакала еще лошадь, и все стихло.
Голова Лусьо показалась над прутьями решетки. Он перекинул ногу через верх и прыгнул, приземлившись с такой легкостью, что каменные плиты не отозвались ни единым звуком.
— Кто проехал?
— Патруль. Я сделал вид, что жду трама.
— Надевайте перчатки.
— Верно, из-за этих фараонов я и забыл.
— Ладно. Куда идти? Здесь темно, как…
— Сюда…
Лусьо взял на себя роль проводника, я вытащил револьвер, и мы направились к галерее второго этажа.
Впереди смутно виднелся ряд колонн.
И вдруг чувство невыразимого превосходства над ближними овладело мной настолько, что, крепко, по-дружески сжав локоть Энрике, я шепнул ему:
— Пойдем скорее, — и, забыв о всякой осторожности, зашагал размашисто, громко стуча каблуками.
