— Ты умеешь боксировать? — спросил он.
И я моментально стал юнцом, к которому обратился взрослый.
— Да, сэр.
Он уложил на спинку скамьи свой пиджак, достал крошечную записную книжку.
— Насколько я понимаю, ты наговорил обо мне кучу гадостей, — заявил он, щелкая страницами.
Ему все ведомо, сказал он. Все, что я говорил, — все гадости, жестокие и несправедливые. Я-то не знал, сказал он. И смутного представления не имел.
Я стоял бесмысленно, как пень. У него были контакты, связи, знакомые с прекрасной памятью.
— Как ты нашел меня? — Мне хотелось закурить, иметь занятие для рук и рта. — Я хочу сказать, как ты узнал, что я буду здесь?
Он позвонил моему секретарю. Он позвонил Элисон, выдав себя за клиента. Он разговаривал даже с Бет-Энн, женой Джипа.
— Славная женщина, — сказал он, — хотя на мой вкус слишком много пены. Скучновата, знаешь ли. Слишком много «ах, верно», «ах, точно».
Среди деревьев Джип пел что-то вроде тирольской песни, почему-то в нос — он часто изображал клоуна и был этим славен на вечеринках, — и сейчас моя половина, та часть, которая чувствовала усталость и слабость в коленях, хотела бродить с ним, калеча мелодии «Роллинг стоунз».
— Я предлагаю вот что, — заговорил отец. — Драку, сведение старых счетов.
Он опять думал о Ширли? Или о том — этакая глупость, — что означала она сама и ее смерть? Я не знал. Я просто вспомнил времена, когда он входил в мою комнату или налетал на меня на заднем дворе — не с новыми воспоминаниями, как я теперь понимаю, а с иллюстрациями того, насколько незначительна наша жизнь. Того, как нас сводит и разводит удача, добрая или дурная. Того, что учитель наш — хаос. Того, как непрочна и ненадежна жизнь. Как мы зажаты и раздвоены внутренне.
— Я нападаю? — спросил я.
— А потом я, — сказал он. — Давай попытаемся сделать это с честью, Картер, правда?
Сейчас что-то определялось, решалось, как на войне или в игре.
— Нас ничто не заставляет это делать, — сказал я.
— О да, но мы это сделаем.
Я мог бы сказать, что обследовал себя на этот счет: вступаю я в такую игру, иду на нее или нет, но ничего такого не было. Я только посмотрел на свои руки, и мне было приятно, что они такие мягкие. Я не был бойцом. Не был агрессивен. Не был зол. Уверен, что ничего подобного со мной не было.
— Я тебя больше не ненавижу, — сказал я.
— Конечно же, нет, — сказал он.
У него были кривоватые ноги, голова седая, как у Санта-Клауса, и он был слишком тощ для настоящей драки.
