Не знаю, сколько мы с ним так провели, и мало что помню после. Помню, я говорил Питеру, что у меня в кармане есть таблетки от горла и чтоб он их принимал, а то заразится от меня и у него тоже заболит горло. Я спрашивал у него, где мы. Он отвечал, на ничьей земле. Потом раздались голоса английского патруля, они по-английски спрашивали, не итальянцы ли мы. Питер ответил что-то, не помню что.
Позже был суп — горячий, густой, и мне от одной ложки сделалось плохо. И всё время не уходило приятное ощущение того, что Питер здесь, что он замечательный, всё правильно делает и никуда не уходит. Вот все мои воспоминания.
* * *
Люди с кистями и красками стояли у самолётов и жаловались на жару.
— На самолётах картинки рисовать? — удивился я.
— Да, — сказал Питер. — Классная идея. Не всякий додумается.
— Зачем, — спросил я. — Ну, объясни!
— Рисуем смешные картинки, — ответил он, — немецкие лётчики их как увидят, начнут смеяться. От смеха потеряют равновесие и ни во что не смогут попасть.
— Господи, какой вздор! Вздор, вздор, вздор!
— Нет, классная идея! Отличная! Пойди глянь.
Мы побежали к самолётам.
— Прыг, прыг, скок, — крикнул Питер, — прыг, прыг, скок! Поспевай!
— Прыг, прыг, скок, — крикнул я, — прыг, прыг, скок. — И мы помчались вприпрыжку.
Первый самолёт разрисовывал грустный человек в соломенной шляпе. Он перерисовывал картинку из журнала, и, увидав её, Питер воскликнул: «Боже, ну и картинка» — и покатился со смеху. Смех перешёл в урчание, потом в рёв, он хлопал себя по ляжкам и перегибался с широко открытым ртом и зажмуренными глазами. Шёлковый цилиндр свалился на песок с его головы.
— Не смешно, — сказал я.
— Это не смешно? — воскликнул он. — Как то есть не смешно? Ты на меня посмотри. Видишь, как я смеюсь? Мог бы я сейчас попасть в цель? Ни в дом, ни в дуб, ни в гроб!
И он запрыгал по песку, заливаясь хохотом.
— Прыг, прыг, скок, — приговаривал он. — Прыг, прыг, скок.
Маленький человечек с морщинистым лицом красным мелком писал на фюзеляже что-то длинное. Соломенная шляпа сидела у него на макушке, лицо блестело от пота.
— Доброе утро, — сказал он и изящным жестом снял шляпу.
— Заткнись, — отвечал Питер и, наклонившись, стал читать то, что написал человечек. Он хрюкал, фыркал и хохотал, раскачивался и приплясывал на песке, хлопал себя по ляжкам и наклонялся.
— Ну и класс, ну и класс, ну и класс, ну и рассказ. — Он встал на цыпочки, встряхнул головой и заржал, как припадочный. Тут и до меня тоже дошло, в чём соль рассказа на фюзеляже, и я засмеялся. От смеха у меня живот заболел, я упал и покатился с хохотом по песку, потому что ничего смешнее нельзя было себе и представить.
