— Она удалилась в свои покои, ваша светлость, чтобы отдохнуть и подобрать подходящий траурный наряд для вдовы великого герцога.
— У меня есть на примете облачение для нее. — Новый великий герцог махнул рукой двум своим слугам. — Проследите, чтобы тело моего отца немедленно перенесли во дворец Питти. Сегодня же вечером. Пошлите за столярами и обойщиками, чтобы приготовили подобающий катафалк. Завтра выставим тело перед дворцом, но перед этим обязательно закройте весь фасад черным. Также приведите бальзамировщиков и известите моих секретарей и посыльных — нужно разослать письма.
Двое слуг выбежали из комнаты.
— Вы, священники, — продолжал он. — Я желаю, чтобы возле тела моего отца все время присутствовало не менее шести священников, молящихся о его душе.
Священнослужители украдкой переглянулись, пересчитывая друг друга. Их было семеро. Все они собрались вокруг постели, опустились на колени и потянулись за четками.
— Врачи, вы больше не нужны. Можете обратиться к моему мажордому за оплатой.
Доктора ушли. Чувствовалось, что они уходят с огромным облегчением. Скорбящие сыновья нередко обвиняли в смерти своих отцов именно врачей.
— Вы, — великий герцог обратился к заговорившему юноше. — Проводите меня в покои синьоры Камиллы.
— Но она…
— Проводите меня.
Молодой человек вышел из комнаты, и великий герцог последовал за ним. Следом потащились остальные слуги, бесцеремонно толкая друг друга, чтобы занять место получше. Нужные покои находились в дальнем краю виллы, окна их выходили в сад. Великий герцог прекрасно знал эти комнаты — они принадлежали его матери в те дни, когда он был еще ребенком. Не то чтобы он хранил самые нежные воспоминания о своей матери Элеоноре Толедской, однако его приводило в ярость то, что морганатическая[28]жена его отца — чуть более чем просто любовница, на четыре года младше его самого, — осмелилась занять ее место. Это было неправильно, и он готов был в этом поклясться отрубленной головой Иоанна Крестителя!
— Откройте дверь! — приказал он.
— Но, ваша светлость, донна Камилла просила, чтобы ее не беспокоили в ее горе.
— Синьора Камилла, — произнес великий герцог, подчеркивая понижение титула, — будет побеспокоена, если мне будет угодно побеспокоить ее. Откройте двери.
Поскребясь в двери, молодой человек толкнул их и открыл, затем низко поклонился и отошел в сторону. Великий герцог вошел в комнату. Две фрейлины замерли с выражением удивления на лице. В руке у одной были серебряные ножницы и красная передняя юбка, расшитая рубинами и жемчугом; она срезала драгоценные камни с расшитой ткани и собирала их в маленькую шкатулку. Другая женщина держала поднос, на котором стояли бокал вина и тарелка с печеньем.
