С трудом отбросив мысли о пряном вине, она спросила:
— И на какой же из четырнадцати ступеней вы сейчас находитесь?
Несмотря на свой безотчетный страх перед принцем, ей совсем не казалось странным то, что она допрашивает его как простого ученика алхимика. Она также не удивлялась тому, что находится во дворце, в небольшом студиоло с высоким сводчатым потолком, где все стены сплошь украшены картинами, статуями и позолотой. Еще глоток этого странного вина — и она не удивится, что взлетит на небо, как сам святой Франциск[8].
Принц вопрошающе взглянул на англичанина — кроме них троих в этом небольшом, но изысканном студиоло никого не было, — и магистр Руанно на чистом итальянском языке, с аккуратностью, присущей только иностранцам, сказал:
— Мы только что закончили третью ступень — стадию прокаливания и решили, что для четвертой стади и насыщения нам потребуется помощь третьего адепта.
— Нам нужна sorror mystica, — произнес принц. Ему тоже подали вино, но он не сделал ни единого глотка: когда ты богат, тебя уже не удивляет пряное вино в кубке, усыпанном драгоценными камнями. — Ты знаешь что-нибудь об этом, мона Кьяра?
Девушка перевела взгляд с одного мужчины на другого. С одной стороны — принц, принимающий как должное свое богатство, роскошь и всеобщее подчинение, а с другой — чужеземец с жестокой линией губ и бесконечно грустными глазами, одетый в темный камзол, под которым угадывались широкие мускулистые плечи человека, привыкшего к тяжелому труду. Просто удивительно, насколько эти двое не похожи друг на друга, но в то же время… И вообще, какого рода у них отношения? Неужели хозяина и слуги? Разумеется, в представлении принца все окружающие его люди были слугами, но в данном случае чужестранец по непонятным причинам как будто сам был рад играть эту роль.
В какой-то момент Кьяре показалось, что они раскачиваются из стороны в сторону, или это просто вино?
— Sorror mystica, — повторила она. — Что-то мистическое?
Магистр Руанно улыбнулся своей жутковатой волчьей
улыбкой.
— Значит, ты не так уж хорошо разбираешься в латыни, как говорила.
Все слуги ушли, оставив кувшин с вином на столе. Кьяре очень хотелось налить себе еще немного этого чудесного напитка, но она не посмела. Один-единственный бокал такого вина со всеми пряностями и сахаром стоит, наверное, больше, чем весь хлеб, который они съедают за месяц вчетвером — она, бабушка, Лючия и Маттеа. Может, все- таки стоит набраться храбрости и наполнить свой бокал еще раз?
