— Что, уже? — пугается Дядьсаша.
«Стоп, не понял. Это он о чём?». И тут до меня доходит…
— Да нет, Дядьсаша, я с ней ещё не спал, — я смеюсь. — Мне вообще блондинки не нравятся. Штука в другом: ваш «объект» — это некая Ира Самойлова. В далёкие времена носила девичью фамилию матери и была внучкой милейшей Марины Витальевны, к которой вы много лет назад отправили меня на английский.
Дядьсаша глядит на меня, а я вдруг понимаю: ещё до того, как я начал рассказывать ему про Иру, он уже знал всё. Знал, чьё имя я назову, как знал про неё и про Митю… И тут мне становится совсем интересно, потому что я жо… в смысле, сердцем чую: Дядьсаша скрывает от меня нужную мне информацию.
— Андрей, а как ты нашёл адрес Иры? — спрашивает он.
— А по своим каналам.
Но Фадееву этого явно недостаточно. В своей зубодробительной манере (глаза зелёными иглами колют меня) Дядьсаша ищет ответ в моём взгляде. «Да пошёл ты…», — и я снова отвожу глаза в сторону.
— Ишь ты, как насобачился… ладно, — в конце концов сдаётся он. — А может, всё же расскажешь?
— Извините, не могу: мои источники — мои правила.
А что, надо Дядьсаше про Интерпол рассказывать? Ещё чего. Достаточно и того, что Интерпол знает про то, что я здесь работаю.
— Ну, Андрей, — Фадеев качает головой, — вот смотрю на тебя и прямо диву даюсь, как ловко ты раскапываешь информацию…
«Ага, я такой».
— … и как хорошо ты умеешь держать язык за зубами.
«Да, и такой я тоже».
— …и про Иру.
— Не понял: что «про Иру»? — увлёкшись примеркой лавров, я не расслышал его.
— Я говорю, мне жаль, что ты ничего не знаешь про Иру.
— Александр Иванович, я что-то не понял. Что такое я должен знать про вашу Иру? — Я поднимаю бровь: разговоры про Иру меня в принципе не интересуют. — Да, мы были знакомы с Самойловой тысячу лет назад и аж одно лето. Потом мы еще дважды или трижды пересекались с ней. Хорошая, умная девочка, которая, я надеюсь, выросла в красивую и умную женщину. Но на этом и остановимся.
— Понятно, ты поставил на Ире крест. А знаешь, Андрей, о чём я размышлял перед твоим приходом?
Я откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу:
— Нет. Даже не представляю.
— А думал я о том, что я был плохим крёстным отцом тебе и Ире. Видит Бог, как я хотел, чтобы вы подружились. Но твой отец запретил мне давить на тебя, а я его послушал. А теперь ты и Ира — абсолютно чужие друг другу. И я тоже хорош, старый дурак, — Фадеев сокрушённо вздыхает, — вместо того, чтобы самому всё про Маркетолога выяснять, навесил на тебя это.
