— Но вера, рабби. Если у вас есть вера в величие и славу Господа…
— Да, но у нас нет…
— Нет веры? — Священник был шокирован.
— Никакой предписанной нам веры. Наша религия не требует этого так, как ваша. Я подозреваю, что это своего рода особый талант, которым одни обладают в большей степени, чем другие. В сущности, наши взгляды соответствуют словам пророка Михея[31]: «Чего требует от тебя Господь, кроме как ходить путями Его?».
— Разве это не то же самое?
— Не совсем. Можно идти Его путями и все же сомневаться в Его существовании. В конце концов, вы не можете всегда контролировать ваши мысли. Когда вы подтверждаете вашу веру, разве это не подразумевает, что непосредственно перед подтверждением вы сомневались? Наши сомнения не сопровождаются чувством вины и страха, которые приводят в отчаяние ваших людей. Думаю, с точки зрения психологии это более безопасно.
— А вы, рабби, вы веруете?
Рабби улыбнулся.
— Подозреваю, что, как и вы или — раз уж на то пошло — кто угодно, иногда верую, а иногда нет.
Стюарт поднялся.
— Мне пора сматываться, рабби. Мы скоро едем. До завтра, наверное? — Он неуверенно кивнул священнику.
— Конечно, Стюарт.
— Езжай осторожно, — сказала Мириам.
Рабби огляделся и заметил, что почти вся молодежь ушла. Он взглянул на Мириам и обратился к отцу Беннету:
— Думаю, нам…
В эту минуту подошел профессор Ричардсон.
— Нет-нет, рабби, вы не уйдете сейчас. Мы ждем Люциуса Рэтбоуна. А, вот и он!
Профессор поспешно отошел, чтобы приветствовать нового гостя.
— Люциус Рэтбоун?
— Поэт, — объяснил отец Беннет. — «Песни гетто». «Блюз»… Наш местный поэт. Билл Ричардсон говорил, что он может заглянуть.
Рабби с любопытством посмотрел на дверь и увидел высокого, светлокожего негра лет сорока, великолепно выглядевшего в белом свитере с высоким воротом и черном шелковом пиджаке в стиле Неру. На шее у него висела серебряная цепочка с медальоном, который он теребил пальцами. Пока Ричардсон под руку вел его через комнату, он раздавал направо и налево мимолетные улыбки; между тонкими, словно наведенными карандашом усиками и небольшой эспаньолкой сверкали крепкие белые зубы. Ричардсон говорил, а он, высоко держа голову, смотрел из-под прикрытых век вдоль своего орлиного носа.
Они подошли.
— Рабби Смолл заменял на этой неделе Боба Дорфмана, Люциус. Миссис Смолл, рабби, Люциус Рэтбоун.
Поэт протянул руку и позволил рабби пожать ее. Не отпуская его, Ричардсон обнял рабби за плечи.
— Теперь, когда молодежь ушла, рабби, мы можем вместе спокойно выпить чашку кофе за столом.
