— Видите ли, рабби, во что бы вы это ни одевали, как бы ни подавали, это все еще религиозная служба. А открытый дом вроде этого — уже вечеринка. В такое место можно пригласить девушку, и получается свидание. Понимаете?
К ним подошел высокий, нескладный светловолосый студент.
— Хелло, рабби, миссис Смолл. — Это был Стюарт Горфинкль.
— О, Стью, мы пытались найти тебя, — сказал рабби.
— Мы звонили пару раз, — сказала Мириам, — и оставили сообщение.
— Да, я получил его. К сожалению, я не смог попасть на службу в Гилель вчера вечером. У меня было свидание.
— Все в порядке, — сказал рабби. — Ты едешь домой с нами? Мы собираемся уехать часов в девять завтра утром.
— Понимаете, рабби, тут такое дело. Ребята из Глостера уезжают сегодня вечером и предложили подвезти меня…
Он выглядел смущенным, и рабби быстро сказал:
— Конечно, Стюарт.
— Я бы… я думал заглянуть к вам завтра во второй половине дня, если вы будете дома. — Юноша сел.
— Конечно! Мы всегда ждем ребят, которые приезжают на каникулы.
Отец Беннет подошел и сел на свободный стул возле рабби. Он взглянул на Стюарта, слегка кивнул, словно был не вполне уверен, что знает его и улыбнулся Мириам.
— Я должен извиниться перед вами, отец? — спросил рабби. — Жена решила, что я подтрунивал над вами вчера вечером.
— В самом деле? — Он засмеялся. — Вы, конечно, понимаете, миссис Смолл, что ваш муж — иезуит. Лично я не очень силен в казуистике и теологических спорах. У вас есть какое-то название для таких рассуждений, так ведь, рабби?
— Пилпул[29], — сказал рабби, — хотя я думаю, что этот прием несколько отличается от обучения у иезуитов.
— Возможно, и нет, — сказал отец Беннет. — Но, как говорит моя молодежь, каждый человек должен заниматься своим делом, а мое дело, по существу, — давать советы. Я стараюсь вселить в моих людей простую веру и оставляю все тонкости крупным церковным шишкам. Мне кажется, если у человека есть вера, то все остальное идет правильно. И поскольку все мы в значительной степени согласны с этим, я считаю это своим вкладом в дух экуменизма.[30]
Рабби сконфуженно кашлянул.
— Видите ли, мы не во всем согласны. Есть различие в ориентации. Вы, католики, ориентированы на небеса, в то время как мы, евреи, довольствуемся этим миром. В средние века был святой, который никогда не смеялся…
Священник кивнул.
— «Мой Спаситель распят, а я буду смеяться?»
— Именно. И это по-настоящему логичное отношение в свете вашего богословия. Вы стремитесь к святости. Мы довольствуемся человеческим уровнем. Конечно, — добавил он, — это не потому, что нам не хватает страсти или стремления. Скорее, мы считаем, что если вы стремитесь к чему-то выше человеческого уровня, имеется серьезная опасность упасть ниже его.
