Тот как раз не торопился уходить, посмотрел на Стаса и поинтересовался:
— Это и есть полковник Крячко?
— Он самый, — подтвердил Орлов.
Стас же якобы смутился, заложил руки за спину, опустил голову, отвернул ее и стал смотреть куда-то вбок, разве что носком ботинка пол не ковырял.
— Вылитый Карлсон, только пропеллера не хватает, — заявил Щербаков. — Ну, его-то, если понадобится, я ему и сам вставлю! — Он кивнул на кресло и спросил: — Можно?
— Присаживайтесь, Владимир Николаевич, — обреченно предложил Орлов.
— Мужики, давайте поговорим серьезно, — начал Щербаков. — Гуров мне сегодня сказал, что я в Москве недавно, поэтому расклада сил в главке не знаю. Ошибся он! Все я давно понял и ничего нового не узнал. Интриги, подковерная борьба, толкание локтями за близость к телу и, соответственно, возможность влиять на принятие решений. Прочие неприглядные реалии нашей жизни. О вас троих мне чего только со всех сторон не наговорили. Но надо отметить, что об Орлове и Крячко все-таки значительно меньше, чем о Гурове. Я понял, что такая ненависть может быть вызвана только лютой завистью к чужим успехам, независимому характеру и неумению прогибаться. Гуров, неужели ты думаешь, что меня могли задеть те несколько слов, которые ты в Истре сказал? Конечно, нет! Я проверить хотел, с какой скоростью слухи по главку разлетятся, какова будет реакция на них. Убедился в том, что гнильцой ваша контора попахивает, а вот Лева с годами не изменился. Все так же авторитетов не признает, ни черта не боится и грудью бросается на защиту друзей. А вот то, что и они у него такие же, меня очень порадовало.
— Не понял? — сказал Лев Иванович, пристально глядя на Щербакова. — Мы встречались?
— Да. Когда в сводной бригаде работали. — Генерал улыбнулся. — Даю подсказку: девяносто третий год, Анадырь.
— Дело о хищении в особо крупных размерах, — тут же вспомнил Гуров. — Тогда весь золотой песок до последней крупинки выгребли, а главарем банды оказалась серая мышь, уборщица, на которую никто никогда внимания не обращал.
— Пока этого не сделал мудрый Гуров, который, невзирая на должности и звания руководства, потыкал его носом в некоторые факты, — закончил Щербаков. — А с кем ты, Лева, тогда три недели в одной комнате прожил?
— Простите, не узнал, — растерянно сказал сыщик. — Вы очень сильно изменились.
— Жизнь изменила, — тихо пробормотал Щербаков. — Но давайте к делу. Я понимаю, что выслуги у вас выше крыши, хочется наконец-то пожить нормальной жизнью, но очень прошу, помогите. Речь не о деле Осипова, а вообще. Я тут для себя наметил людей, на которых можно опереться, но их мало. Если вы уйдете, станет на троих меньше. Дайте мне хотя бы год, чтобы я мог вытянуть наверх умных, дельных офицеров и сбросить балласт. Вам ли не знать, сколько здесь случайных людей, которым наша служба прямо противопоказана!
