– Болит.
– Чего же ты хотел? Я у тебя в животе ножом ковырялся. Палец обрежешь – и то несколько дней болит, а тут живот. Камней у тебя в желчном пузыре полно было, воспаление. Промедлили бы еще немного – и все, конец.
– Благодарствую.
Князь забылся в тяжелом сне. Прикорнул и Никита. Но как только князь стонал, он просыпался, щупал пульс, слушал дыхание.
Ночь тянулась долго.
Утром пришла Софья.
– Как тут у вас дела?
– Не сглазить бы, но пока нормально.
– Я кашки принесла, теплая еще.
– Князю нельзя, а я съем.
Никита вчера не обедал и не ужинал, и потому отчаянно хотел есть. Он ушел на кухню и там умял котелок каши. При князе есть неудобно, дразнить только.
Не успел он доесть, как заявились бояре.
– Как здоровье Семена Афанасьевича?
– Так князя зовут, надо полагать?
– Неуж не знаешь? Ну и глухомань у вас!
– Носы-то не задирайте…
– Как здоровье князя?
– Жив. Поглядеть на него можете, но не разговаривайте, слаб он еще.
Бояре, стараясь не топать сапогами, прошли к кровати князя, поклонились. Князь, услышав рядом движение, открыл глаза:
– У меня все в порядке, уже и болит меньше.
Никита про себя подумал, что князь кривил душой – болеть еще должно сильно.
– Ты только скажи, Семен Афанасьевич, что тебе надобно? Вмиг доставим.
– Пить хочу и есть хочу, а лекарь не дозволяет, говорит – нельзя.
– Сейчас мы с ним поговорим.
Оба боярина пришли на кухню. В этот момент Никита облизывал ложку, доедая кашу.
– Ты что же, лекарь, сам ешь, а князя голодом уморить хочешь? – возмутился один боярин.
– Нельзя ему есть – даже пить нельзя, только губы смочить. Когда можно будет, я скажу.
У бояр пыл маленько остыл.
– Дня через три ему бульон куриный можно будет, а дальше – поглядим.
– А ехать когда можно?
– Думаю, не раньше, чем через седмицу. И то, если возможность есть, на корабле, в карете трясти сильно будет. Для князя это плохо.
Бояре переглянулись, и один другому сказал:
– Надо корабль арендовать. Я займусь, а ты с кучером карету в Москву гони. Как раз доберешься к прибытию корабля, князя-то домой везти надо будет.
Бояре ушли. Никита приема в этот день не вел, чтобы покой князя не нарушить. Сделал аккуратно перевязку. Рана подмокала немного, но так и должно было быть. Он подсыпал на рану сушеного мха.
Три дня Никита не отходил от князя ни днем ни ночью – как мать от постели больного младенца. У князя немного поднялась температура, и Никита обеспокоился, но виду не подал. К четвертому дню температура нормализовалась.
