— Но как это сделать?
— Погоди, сейчас придет Василий Тимофеевич, посоветуемся.
Старший мастер вкатился в комнату, грузно рухнул на стул и блаженно заулыбался, шумно отдуваясь.
— Бывало, я любую лестницу одним приступом брал, как орел взлетал, а теперь отяжелел. — Он снял с головы кепку и стал обмахивать ею горячее лицо.
— Надо спортом заниматься, дядя Вася, — улыбнувшись, сказал Володя.
— Хорошо бы, да, гляди, парень, опоздал — устарел. — Всем корпусом повернулся к Фирсонову. — Зачем звал, Алексей Кузьмич?
— О бригаде Саляхитдинова хочу потолковать.
Старший мастер поморщился:
— Хватит уж пестовать ее — распустить пришла пора, да и только…
— Распустить легче всего, Василий Тимофеевич. Это всегда успеется.
— А что делать? Я, гляди, парень, к ним по всякому — и лаской, и сказкой, и таской, и ругал, и угрожал, только наизнанку не выворачивался. Станешь говорить, а татарин этот как распалится, замечется, — не рад будешь, что связался…
— Надо помочь им в этом месяце выполнить норму и хорошо заработать, — сказал Фирсонов и засмеялся, когда Самылкин протестующе вскочил.
— Это невозможно!
— Ты ведь не пробовал.
— И не стал бы пробовать! Но если ты просишь — могу, — нехотя согласился Василий Тимофеевич. — Но, гляди, ребята, предупреждаю: все это не в коня корм.
Самылкин ушел, и Фирсонов сказал Володе:
— А Сарафанова надо бы поселить в общежитие, поближе к хорошим, крепким ребятам, — скажем, к твоему Карнилину…
Когда Саляхитдинов пришел в цех, то заметил возле своего молота необычное оживление. Вобрав голову в могучие плечи борца, косолапо переступая с ноги на ногу, он подозрительно озирался. Слесарь-наладчик выверял, регулировал штампы после утренней смены, крановщик подвез и свалил возле печи металл; у окна Безводов убеждал в чем-то склонившегося к нему нагревальщика Илью Сарафанова, и Саляхитдинов улавливал обрывки его фраз:
— Фирсонов сказал… выпустим «молнию»… переселим в общежитие… Дай мне слово… разве сил не хватит…
Саляхитдинов видел, как Илья, согнув длинную руку, с мрачным видом предлагал пощупать мускулы и басил:
— Ты меня знаешь.
Старший мастер Самылкин, который раньше обходил Саляхитдинова стороной, теперь торжественно подступил к нему вплотную и, напирая на него животом, загадочно ухмыльнулся всем своим мягким и добрым лицом.
— Как живешь, Камиль? Здоров ли? Гляди, парень, старайся… — И покатился дальше, а Саляхитдинов озадаченно нахмурился, потом усмехнулся:
— Что стараться, почему стараться? — приложил палец к виску, покрутил им: — Старик шарик потерял.
