— Следовательно, вы считаете, что он будет штурмовать город? — спросил генерал.
— Обязательно!
— И вам хочется тот штурм отбить?
— А как же! — улыбаясь во все лицо, ответил Матвей. — Мы для этой цели и работаем. Мы пушечек наделаем, снарядиков отольем, — пороху насыпать да и трах-трах! Честное слово, зря вы на меня сердитесь, Ларион Осипыч!
Он развел широко руками, как человек, приклеивающий объявления, и потупился, стыдясь своей вспышки. Воспользовавшись этим, генерал и Рамаданов переглянулись. Одобрение и радость светились в их глазах. Матвей не заметил ничего. Когда он поднял глаза, генерал, высоко подобрав ноги, сидел на диване.
— А не кажется ли вам, Матвей, — сказал генерал, — что ваше желание воевать, и в обстоятельствах для вас, лично, удобных, преувеличивает ваши знания, называя конкретным и реальным то, что и беспочвенно и абстрактно?
— Я об этом думал.
— И?
— Я реально учитываю обстановку. Мне, верно, воевать хочется. Но если вы не дадите мне винтовку во время боя, а велите стоять у станка, я буду стоять.
— Боюсь, что не выстоите!
Матвей потупился. «Кто знает, вам виднее!» — говорило это движение.
Генерал вскочил:
— Каваль! Поднимите голову.
Рамаданов тоже воскликнул:
— Безусловно, вы, Матвей, имеете право держать ее как следует!
Матвей поднял голову и застенчиво посмотрел на них. И им стало неловко — зачем они мучили этого, может быть, и пылкого, но уж совершенно честного человека, которому можно довериться с первого взгляда. Генерал повел шеей, словно освобождая ее от воротника. Он подошел к окну. Директор взял оставленный генералом на диване «Кобзар» и, низко склонившись над ним, стал его перелистывать, точно отыскивая те строки, которые б могли ответить его душевному настроению.
Вдруг генерал, упершись толстыми пальцами в подоконник, сказал, прямо глядя на Матвея:
— Вы, действительно, полковник?
Было в тоне его голоса такое, что вы слышите, когда спутник, шедший с вами рядом, внезапно говорит, что до города, куда вы шагаете уже целый день, вместо предполагаемых тридцати километров, осталось — пять.
— Нет, товарищ генерал-лейтенант. Командовал я взводом, когда упал с коня и повредил ногу…
— Откуда же пошло, что вы полковник?
Матвей молчал, не желая позорить отца, и в то же время не желая врать.
Сильное возбуждение отразилось на лице Горбыча. Фигура его вытянулась в линию и, идя чуть ли не церемониальным шагом, он близко подошел к Матвею и, раскрывая объятия, во весь голос закричал:
