.
Майнерс среагировал именно в этот момент. Он прорычал — невнятно, но явно что-то не слишком лестное.
Я обернулся к нему:
— Was murmelst du? Otto ist doch ein Reichsdeutscher!
«Что ты там бормочешь? — сказал я ему. — Отто ведь немец Германской империи!»
В который раз я попал в яблочко. Майнерс сгреб свои манатки и удалился, изрыгая поток ругательств.
Отто не удивился, не задал ни одного вопроса.
— Дерьмо, — только и сказал он. — Я его знаю. Надеюсь, что его засудят. Хотя на него даже пули жалко!
Библия Библией, но это не помешало Отто вынести Майнерсу недвусмысленный приговор!
Чуть позже Отто прочел мне фразу Шеллинга, которая навсегда врезалась мне в память, слово в слово. А вот из тех, что я только что процитировал, остался только общий смысл, мне пришлось восстанавливать их по книге метафизических произведений Шеллинга, опубликованной недавно в авторитетной философской серии и в более современном переводе, чем перевод Политцера.
Как бы то ни было, тогда, в задней комнате Arbeit, Отто изложил мне ключевое для Шеллинга понятие, согласно которому порядок и форма не представляют чего-то изначального, ибо космологическая и экзистенциальная сущность была образована из первозданного хаоса. И заключил формулой, которая задела во мне что-то самое сокровенное, до такой степени, что я запомнил ее навсегда: «Без предшествующего мрака нет реальности твари; тьма — ее необходимое наследие».
Не только тьма страдания, чисто пассивная, подумал я, но и тьма Зла — активный импульс изначальной свободы человека.
Так в наши разговоры, происходившие вокруг нар Мориса Хальбвакса, вторгся Бог. Как просто — воскресенье, день супа с лапшой и чудных коротких мгновений досуга, день Господа.
— Может быть, Бог утомился, выдохся, может быть, у Него больше нет сил. Тогда Его молчание — всего лишь знак Его слабости, а не отсутствия, не того, что Его нет, — это сказал Ленуар, венский еврей, в ответ на какой-то вопрос Отто.
По дороге из пятьдесят шестого блока мы втроем — Ленуар, Отто и я — завернули в сортирный барак. Была половина шестого, темнело. Скоро я узнаю, какой мертвец в случае необходимости получит мое имя, чтобы я получил его жизнь.
Мы двинулись вперед, чтобы согреться в центре барака, в горячих, зловонных испарениях. Думаю, ни один из нас не обращал никакого внимания на обычную картину: десятки заключенных со спущенными штанами испражнялись, сидя на помосте. И хотя мы говорили о молчании Бога, о Его слабости, мнимой или настоящей, урчание кишечников, терзаемых поносом, омерзительное и слишком близкое, не задевало нас — ну почти не задевало.
