Во всей прямоте встал извечный русский вопрос: "Что делать?". С ответами на него дела обстояли из рук вон плохо, поскольку Сергею Алексеевичу надо было выполнять сыновний и братский долг — тяжко болела маменька, без средств к существованию остались две овдовевшие сестры с племянниками на руках, чьи мужья пали за Веру, Царя и Отечество. Теоретически, можно было пойти на службу к большевикам — наведя справки, штабс-капитан выяснил массу подробностей об этих господах, уменьшивших его желание служить им до крайне малой величины. "Последней каплей" стал момент материального обеспечения — да, семьям полагался паек, вот только прокормить им семьи сестер, не говоря уже о должном питании маменьки и оплате ее лечения, было решительно невозможно. В теории, можно было направить свои стопы в ряды Добровольческой Армии — но, не говоря о том, что такой поступок обрекал его близких на смерть от голода и холода, штабс-капитан категорически не верил в чистоту помыслов генерала Алексеева, о чьей пробританской ориентации было известно задолго до начала Великой войны; войны, которая России, по глубокому убеждению Сергея Алексеевича, на известный предмет не была нужна; войны, погубившей Российскую Империю. По совести говоря, Тихменев даже не знал, кому он не верит больше, приехавшему в германском вагоне господину Ульянову с присными, или взявшимся спасать Россию от большевиков их противникам, в свое время сделавшим все, зависевшее от них, чтобы угробить Государство Российское. Окончательно он убедился в правильности своего выбора позже, когда Верховным Правителем стал перешедший на английскую службу адмирал Колчак.
На фоне невозможности выбора службы, что у красных, что у белых, подоспело предложение давнего знакомца их семьи, бывшего купца 2-й гильдии, а, ныне, крупного спекулянта — конечно, он знал о Сергее Алексеевиче только то, что Тихменев занимался войсковой разведкой, но ему было достаточно и этого. Материальные сложности семейства Тихменевых принятие этого предложения решало с гарантией — что же касалось вопросов морали, то, при всей нравственной сомнительности занятий этим промыслом, это был не бандитизм.
Следующие четыре года штабс-капитан посвятил занятиям спекуляцией — точнее, осуществлению поставок в голодающую Москву продуктов. Насмотрелся он за это время всего, что обычному человеку не привидится и в тифозном бреду — безумной жестокости чекистов, диких зверств разнообразных банд, бессмысленной мести первым, кто попадется под руку, со стороны белых. Казалось, вся Россия сошла с ума, соревнуясь в убийстве соотечественников — и Сергей Алексеевич мог только поздравлять себя с тем, что в каиновом грехе братоубийства он не виновен. Грешен во многом, это правда — но не причастен ни к расстрелам "буржуев", ни к пыткам "краснопузых", ни "мокрым делам" бандитов. Убивать приходилось немало — но невинной крови на его руках не было.
