Он помедлил, так и не закончив эту мысль. У него онемели ноги — сидеть на дощатом полу было слишком холодно.
— Вставай. Эти половицы совершенно ледяные.
Она послушалась — зареванная и слегка ошарашенная. Северус сунул ей в руки коробку с бумажными платками и, не глядя, указал на свою постель.
— Давай сюда, — скомандовал он мрачно, подтаскивая поближе к кровати стул от письменного стола.
— Но ты же сказал, что... Сев, осторожно, магия! — воскликнула Лили, увидев, что он ткнул волшебной палочкой в разваливающийся стул.
— Министерство следит за домами, не за отдельными волшебниками, — он задумался, есть ли смысл пригнать плашки поплотнее, чтобы избавиться от щелей, но решил, что это неважно. Под его весом сиденье заскрипело, но выдержало.
— Что?! И когда ты об этом узнал?!
— Еще на четвертом курсе. Не думаю, однако, что это бы как-то тебе помогло, — он наконец заметил, что Лили явно боролась с искушением его придушить, — поскольку твой дом — место жительства магглов. За ним наблюдают.
— Все равно ты должен был сказать, — проворчала она, вытирая лицо бумажным платком — он понадеялся, что на нем не было пыли. — Я всегда думала, что они — ну, я не знаю, следят за нашими палочками?.. Так ты поэтому можешь колдовать на улице, и тебя не ловят?
— Да. Министерство ленится отслеживать каждого.
— Представляю объемы бумажной волокиты, — вздохнула она. — Значит, я могу... — она вытащила из рукава волшебную палочку, одарив Северуса наполовину застенчивым, наполовину дерзким взглядом, от которого у него дрогнуло сердце, и вывела в воздухе сложную вязь петелек. Из ничего вспыхнула горсточка миниатюрных огоньков-колокольчиков — словно заискрилось сошедшее с небес созвездие.
Северус молча вытряхнул на стол цветные карандаши из стеклянной банки и протянул ее Лили. Повинуясь движению ее палочки, золотистые огоньки запорхнули внутрь; закрутив крышку, она водрузила банку на комод. Стекло приглушенно светилось — но грело оно гораздо лучше, чем сияло.
— Надеюсь, обойдется без пожара, — пробурчал он, хотя точно знал, что ничего не загорится: у Лили было такое же инстинктивное чутье на чары, как у него самого — на зелья. — Никогда раньше такого не встречал.
— Я в основном работала над новыми чарами, пока... ну, ты понимаешь, — сказала она тихо. — Мне... никогда не нравилось драться. Я не очень-то умею... причинять людям вред.
— Конечно, не умеешь, — пробормотал он отстраненно — так, словно находился от нее бесконечно далеко, так же далеко, как должна находиться звезда, чтобы казаться не больше мерцающего огонька в банке из-под карандашей. — Видимо, эти чары предназначались для того, чтобы согревать волшебника в ситуации, когда его безопасность зависела от незаметности.
