— Ты мне расскажешь про Гарри?
Северус невольно задумался, для чего он столько лет учился лгать опасному психопату — уж не для того ли, чтобы сейчас утаить от Лили, насколько чистосердечно, искренне и жгуче он ненавидел ее никчемного сыночка? Старые привычки вернулись к нему с той же легкостью, с какой уставший человек возвращается вечером в свою уютную постель: пусть вопросы сами диктуют ответы.
— Что ты хочешь узнать?
— Гарри — каким он вырос? — она стиснула руки; лицо ее казалось жадным, почти голодным.
— Он, — серенькая посредственность, — хорошо играет в квиддич.
— Который ты ненавидишь. Кем он играет?
— Ловцом. С первого школьного года.
На ее лице промелькнуло удивление.
— Но это же...
Северус пересказал ей этот эпизод, предусмотрительно оставив за скобками собственное негодование и концентрируясь вместо того на Минерве — на ее триумфальной победе. Лили просияла, сверкнув влажными глазами — и, к собственному удивлению, он почувствовал, как тает внутри застарелая, удушающая злость на ту давнюю несправедливость.
— А что еще? Какие они, эти его друзья?
Грейнджер, которая только и умеет, что вызывать у меня мигрень, и Уизли, который вообще ничего не умеет.
— Они всегда вместе, — сказал Северус, не без удовольствия припоминая те редкие случаи, когда неразлучная троица все-таки ссорилась. С какой бы неприязнью он к ним ни относился — видеть их по отдельности все равно было в высшей степени странно, и такого мнения придерживался не только он. Когда в стане троицы случался раскол, учительская гудела от сплетен и пересудов, а Трелони в очередной раз повторяла, что кто-нибудь из них обязательно погубит остальных — Северус, разумеется, не видел в этом предсказании ничего забавного.
— Кажется, ты говорил, что его многие любят? — как только он закончил расточать мальчишкиным прихвостням не-оскорбления, хотя бы отдаленно смахивающие на комплименты, Лили тут же задала следующий вопрос.
— Да, — если не брать в расчет периодическую диффамацию в прессе. Сущие сокровища, а не воспоминания — но не для ушей Лили; ее они только огорчат. — Его называют Мальчик-Который-Выжил, — из-за тебя, Лили, — и само правительство поет ему дифирамбы и воскуряет фимиам.
Она моргнула.
— Ты шутишь.
— Вообще-то нет. Как я уже говорил, он пережил то... покушение, — он не рискнул воспользоваться другим словом — иначе она бы снова расстроилась, — потому что ты... защитила его, — и опять он не мог позволить себе другое слово — на сей раз чтобы не рисковать уже собственным рассудком; достаточно было одной мысли, одного воспоминания... — Однако все, что было известно широкой публике — что твой сын выжил, а Темный Лорд нет. Никто не знал, почему; правда, у Дамблдора возникли кое-какие предположения — и они впоследствии оправдались, — пробормотал он — больше для себя, чем для нее.
