— Тогда уж проще срезать путь и сразу устроиться на полу, — ответила она, усаживаясь по-турецки. — Не хочу, чтобы ты подавился, сдерживая смех.
— Да я бы и не стал... сдерживаться, — сказал он непринужденно.
Бог весть отчего Лили отреагировала на эту совершенно невинную (по его меркам) ремарку так, словно готова была вот-вот удариться в слезы. Пока Северус, ошеломленный, пытался вновь обрести дар речи, Лили схватила его за руку и прошептала:
— Сев, как же мне тебя не хватало.
Он молчал, не доверяя собственному голосу. Вот уже во второй раз за два дня она к нему прикоснулась — именно к нему, намеренно, не нечаянно и не вследствие каких-то посторонних эмоций. Он мог только смотреть на ее руку — на пальчики, сжатые на его ладони — и думал о том, что ему бы и в голову не пришло даже мечтать, что Лили когда-нибудь скажет: "Я знаю, что ты был Пожирателем Смерти", а потом: "Мне тебя не хватало".
— Сядь ближе к калориферу, — внезапно у него сел голос, — у тебя руки замерзли.
— Извини, — сказала она, передвигаясь к обогревателю.
— Ты не обязана... — он осекся: это опять прозвучало слишком жестко. Постарался выровнять дыхание. — Я тебя ни в чем не обвиняю. Просто... в доме слишком холодно.
Лили молча кивнула. Северус был уверен, что у нее в голове вертится множество вопросов, но нарочно не стал подглядывать.
— Сев...
Он снова решил выждать — старательно не глядя на то, как Лили закусила нижнюю губу, потому что от этого зрелища чувствовал себя каким-то педофилом. Возможно, на самом деле ей и двадцать один — хотя, если так рассуждать, он все равно получается полным извращенцем — но выглядела она все равно на шестнадцать. И неважно, что сам он выглядел ничуть не старше; главное, что она напоминала ему студентку. А студентки его отнюдь не привлекали — никакой фетишизации школьных мантий и галстуков; наоборот, он терпеть их не мог. При виде подростков в форме он тут же вспоминал о проверке домашних заданий и о недописанных планах уроков — прямая дорога к язве желудка...
— Не знаю даже, с чего начать, — заговорила Лили сокрушенно. — У меня целых десять триллионов вопросов. А потом еще миллион.
— Квиддич по-прежнему ненавижу, — сообщил он хмуро.
Лили прыснула.
— Чудесно. Значит, их осталось всего десять триллионов девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто...
— Стоп. Хватит.
Она хихикнула — кажется, немного нервозно; потом выражение ее лица переменилось — так поток воды размывает твердую поверхность — и она задала тот самый вопрос, от которого его бросало в холодный пот:
