— Что у нас на завтрак? — бодренько интересуюсь я. — А то я век назад пытался поужинать в лучшей питерской ресторации и не успел…
— Какой завтрак? — удивляется Штрудель. — Уже вечер на дворе. А то, что солнышко, так лето ведь…
Я встаю с кресла, на котором в моё отсутствие находилось моё бренное тело, и разминаюсь.
— Некогда мне сейчас терять время на застолья, пора к следующему пропавшему лететь на крыльях любви.
— Ицхак Левинштейн, — мрачно подсказывает Шауль из своего угла.
— Слышал про такого, — киваю я, — у него ещё сестрёнка пропала — Наома Адари.
— Про неё особый разговор, — отмахивается Шауль, — стерва изрядная…
— Ну, это ваши личные дела. А мне сейчас расскажи про Ицхака. У нас даже не было зацепок о том, куда он навострил лыжи. Кроме темы доктората в университете, но это очень спорный аргумент.
— Я тоже не очень хорошо понял. Когда я у него поинтересовался, стоит ли путешествие во времена Давида Реувени тех денег, что он мне платит, то ничего вразумительного в ответ не услышал. Какой-то жалкий лепет о том, что, мол, необходимо помочь господину Реувени в его благих начинаниях, тогда наше государство Израиль могло бы возникнуть на пять веков раньше. О каких тут деньгах может идти разговор?! Каким он образом собирается помочь, Левинштейн не сказал, лишь посмотрел на меня как на сумасшедшего, который задаёт глупейшие вопросы. Ну я и перестал интересоваться.
— А кто такой этот Давид Реувени?
— Если б я помнил! — отмахнулся Шауль. — Что-то мы про него проходили ещё в школе, но это было столько лет назад! Да мне и не нужно было тогда ничего, кроме компьютеров и баскетбола… Посмотри в интернете, там обязательно должна быть какая-то информация про этого Реувени.
Но садиться за компьютер мне сейчас лень, а хочется немного отдохнуть. Устал я, и голова побаливает.
— Утро вечера мудренее. — Я сладко потягиваюсь и прикидываю, где в небогатых апартаментах Штруделя можно подремать хотя бы до рассвета. — Утром разберёмся, что за фрукт этот Реувени и зачем Ицхак отправился к нему на помощь.
Но ничего удобней кресла, в котором я, как видно, получил прописку надолго, не находится, и я со вздохом располагаюсь в нём, водрузив ноги на ближайшую табуретку. И тут же проваливаюсь в сон — глубокий, без сновидений и кошмаров.
Среди ночи меня будит резкая трель телефона Шауля, и следом за ней — его сдавленная матерщина.
— Шауль, что случилось? — слышу голос встревоженного Штруделя.
— Как это я забыл? Совсем в дурака с вами превратился! Чип из руки, по которому меня могли засечь, вырезал, а карточку в телефоне оставил! Это ведь то же самое… Теперь они по ней вычислили, где я нахожусь.
