Думалось, что это сможет удержать США от военных действий. Если бы сложилось так, то было бы неплохо: получилось бы в какой-то степени „равновесие страха“, как Запад это сформулировал».
Хрущеву очень хотелось иметь под боком Америки свои ядерные ракеты, но так, чтобы противник не подозревал об этом — тогда в случае острого военно-политического кризиса Советский Союз в решающий момент мог бросить на стол козырную карту, решив исход игры в свою пользу.
Было еще одно обстоятельство, заставлявшее советское руководство прибегать к подобной секретности: срок подготовки к старту ракет среднего радиуса действия Р-12 составлял не менее 16 часов, что делало их весьма уязвимыми в случае внезапного нападения противника. Они служили прекрасным средством первого удара, а вот для ответного подходили мало.
Вернувшись из Болгарии в Москву, Хрущев, немедленно собрал коллег по Президиуму ЦК КПСС и изложил им свою идею. Естественно, что все согласились с первым секретарем, лишь Микоян высказал определенные опасения:
«Его оговорки заключались в том, что мы решаемся на опасный шаг. Однако это я и сам сразу высказал. Я даже так заявил, что этот шаг, если грубо сформулировать, стоит на грани авантюры. Авантюризм заключается в том, что мы, желая спасти Кубу, сами можем ввязаться в тяжелейшую ракетно-ядерную войну».
Однако угроза третьей мировой войны партийных вождей СССР по большому счету не пугала — они были готовы пожертвовать своей страной и своим народом ради окончательного торжества идей коммунизма. Вот что говорил об этом Хрущев:
«Если жить только под давлением боязни и в том смысле, что всякая наша акция в защиту себя или в защиту наших друзей вызовет ракетно-ядерную войну, — это, следовательно, означает парализовать себя страхом. В таком случае война возникнет наверняка. Враг сразу почувствует, что ты боишься, если он придет с войной. Или же ты без войны станешь уступать постепенно свои позиции и дашь возможность врагу достичь его целей. Или же ты своей боязнью и уступчивостью так разохотишь врага, что он потеряет всякую осторожность, и уже не будет чувствовать той грани, за которой война станет неизбежной.
Такая проблема стояла раньше и стоит сейчас. Надо не желать войны и делать все, чтобы не допустить войны, — но не бояться войны. Если создается невыгодная ситуация, то ты должен отступить. Однако, если отступление есть начало конца твоего сопротивления, так лучше уж рискнуть. На миру и смерть красна! Попытаться сокрушить своего врага, а если война будет навязана им, сделать все, чтобы выжить в такой войне и добиться победы. Вот, собственно, как мы все понимали сложившуюся ситуацию»
