Особенно ее возмутил, хотя и сильно всколыхнул, как раз окончательный поцелуй ее руки. Слишком резко это напомнило ей, почти интимно…
Что ты себе позволяешь, как ты смеешь, наглец? Она чуть не кричала от возмущения, а еще больше от нахлынувших чувств и своих похороненных под годами минувшего воспоминаний.
Этот же мальчик, вместо того чтобы извиниться или убежать – что она, кстати, и думала, он как раз и сделает, – стал ей рассказывать, как он восхищается ею, что она как бриллиант.
Бриллиант чистой воды – так называл ее только он, Шарафик, ее Шарафика.
Это же надо, какое совпадение и какой глазастый молодой человек.
Когда же она намекнула, что вокруг довольно много молодых камешков для его цветника, он вдруг стал пространно рассуждать. Зачем ему новое стекло, если есть такой бриллиант, да еще и с родословной. Вот как на него обижаться после этого?
Но она бы не была аналитиком, если бы не понимала: эта история просто так не кончится и добром она для нее тоже не кончится.
Кто она? Опальная первая красавица империи, хм-м, пусть и бывшая, и он сын мелкого дворянина без всякой там хоть какой-то путной родословной.
А она? Бриллиант с родословной?
Надо же. И что этому бриллианту с родословной надо сейчас делать? Выгнать и забыть – вроде не за что. Отказаться от репетиторства – деньги уплачены, договор заключен, все этот Гесик. Где он взялся со своим паровичком, что нам денег не хватало. Я бы ему дала, есть у меня деньги, если что.
Нет, вот сейчас как быть? Прогнать нельзя, и отказаться нет, вроде бы, причины. Он, этот Витоли, оказался умней, чем я думала. Даже стало казаться, что, может, он специально придуривался. Чтобы специально наняться ко мне в репетируемые, но это он сильно, очень сильно играл. Такого не могут и артисты императорского театра сыграть, а уж просчитать, что родители наймут именно меня… Хотя он мог попросить их нанять меня, говоря им, что я лучше всех.
О боги, помогите разобраться, что мне делать!
Вот стоит, в рот заглядывает, прям мальчик-одуванчик.
– Ну что, может, хватит на сегодня, Витоли? – говорю ему скорее просительно, чем требовательно.
– Как скажете, Натали Сергеевна, или, может, просто Натали… – и стоит улыбается.
– Иди уже, чудо молодое, да больно раннее, – говорю, осуждающе качая головой.
Уходит улыбается и на прощанье опять говорит:
– До свиданья, Натали… – и не продолжает. Вот проказник – и как на таких маленьких обижаться, что теперь мне с ним делать?
