Прошу у Андрея гитару и настраиваюсь. Патлатые музыканты стоят столбами, глаза, как пять копеек. В зале тоже все молча уставились. Вовка все чего-то жует. Смотрит и жует, как мышь амбарная. Стою на эстраде и тренькаю в безмолвии уже длительное время. Пережидаю, когда мои конечности устанут трястись. Надо было бы у дяди попросить чего-нибудь успокоительного. В зале раздаются деликатное покашливание и какое-то сопение. Я решаюсь на очередную авантюру с музыкальным прогрессорством. Пусть «машинисты» поскорее напишут свои драйвовые нетленки. Подброшу им минусовки их же песен. Если присвоют, то не обижусь. Кину, так сказать, кошелек на тротуар по примеру старухи Шапокляк.
Итак, начнем-с. На электрогитаре дать аккорды простеньких макаревических композиций балладного типа — плевое дело. Играю «Костер». Знаю, что это появится только в восьмидесятые. У-у-у, самому в кайф! Лиза подошла поближе. Она слушала мелодию истово, словно боялась пропустить самый слабенький звучок. Я играл и радостно скалился, смотря на девушку. А как я колоритно и романтично содрогался всем телом, выдавливая из инструмента пассажи. Музыканты напряженно внимали звукам, казалось, всем телом. Я знал, что мелодия цепляет, поэтому не удивился восторгу слушателей.
— Это новая? — тихо спросила девушка, — Спасибо, дорогой Павел.
— Пустяки. Вот еще, послушай!
Что там еще у Андрюхи мне нравится, и что ему можно втюхать? Ах, да! «Музыка под снегом»!
Необычный рисунок мелодии всех поразил. Сначала никто ничего не понял. Потом вдруг вклинился Серега на ударнике. Мелодия начала обрастать плотью. Заиграл бас. Саня Кутиков дал потрясающий проигрыш. Настолько волшебно все получилось, что зрители попросили исполнить еще раз. Раз понравилось, почему бы не исполнить еще раз.
— Как красиво! Будто сосульки тают… — прошептала Лиза.
Решил кое-что дать с голосом. Пусть заценивают меня по всем параметрам. Сунулся к микрофону и говорю:
— Это из Никольского…
Вдарил проигрыш из «Ночной птицы» и запел в микрофон:
— О чем поет ночная птица?
Одна в осенней тишине…
Конечно, не Клаус Майне, но драйв своим пацанским голосом постарался выдать. В середине песни пустил такой чудесный проигрыш, что сам чуть не обкакался от восторга. От непонятного экстаза пальцы перестали слушаться, поэтому последние строчки песни я пропел а капелла.
Что тут началось. От рева молодых глоток, казалось, облетят все оставшиеся листочки на березках и упадут люстры. Музыканты тоже чего-то выкрикивали, яростно аплодируя. Отдаю гитару ошалелому Макаревичу и вижу грустные лизины глаза.
